(1470–1556)
Путь к иночеству
Преподобный Максим Грек появился на свет в 1475 году, через два с лишком десятилетия после падения Константинополя. По происхождению он был грек. Родители Максима, Мануил и Ирина, исповедовали христианство. Отец известен как состоятельный, просвещенный сановник греческого селения Арта.
В юности Максим получил превосходное, разностороннее образование.
В тот исторический период множество греков стремилось на Запад. На Западе, в Италии, волею Божьей оказался и Максим. В то время Италия была наводнена вольнодумцами; многие её жители не гнушались астрологией и суеверием.
Как впоследствии признавался Максим Грек, он имел опыт знакомства с различными учениями. Однако это знакомство не смогло истребить в нём зачатков истинной веры.
Путешествуя по Европе, помимо Италии Максим побывал и в других европейских краях. Длительное пребывание в этих землях способствовало освоению им европейских языков.
Перед Максимом лежали большие возможности: при желании и надлежащем усердии он мог достигнуть завидного положения в обществе, славы, карьерных высот. Но сердце влекло его к совершенно другой жизни.
Оставив бессмысленную суету, Максим отправился на Афон и поступил в Ватопедскую обитель.
Зная о его опыте общения с Западной культурой, первое время братия относились к нему настороженно, но впоследствии Максим самим делом доказал преданность Православию.
Дорога на Русь
К тому времени на Руси горячо обсуждалась проблематика, связанная с имущественной стороной жизни монастырей. Разобраться в этом вопросе могли помочь хранившиеся в княжеской библиотеке греческие книги, неискаженные вольной интерпретацией, но в Москве не нашлось грамотных переводчиков.
В начале XVI века к Афонскому руководству прибыло посольство от Великого князя Василия Иоанновича, просившего отправить на Русь образованного грека, знающего языки. Выяснилось, что в обители Ватопед есть такой человек, подвижник Савва. Однако тот, в виду старческой немощи и болезни, уклонился от предложения ехать в далёкую страну.
Тогда Протат обратил внимание княжеских послов на Максима, подвизавшегося в том же монастыре, незаурядного инока, знатока Божественных и святоотеческих Писаний. Для исполнения миссии Максим оказался подходящей кандидатурой во всех смыслах.
Единственное, что могло смутить русскую сторону: инок Максим не владел славяно-русским языком. Но на это Афонское руководство выразило надежду, что он его обязательно освоит.
В качестве помощников Максиму выделили двух писцов, из которых один был болгарином, знавшим церковно-славянский. На болгарина возлагалась обязанность быть переводчиком и учителем Максима.
Путь до Москвы оказался не быстрым: в силу различных причин путешествие затянулось и продлилось около двух лет.
В 1516 году путешественники задержались в Константинополе. Затем добрались до Крымского полуострова, попали в Перекоп, к крымскому хану. В пути группу сопровождало турецкое посольство. Наконец, в 1518 году путники достигли Москвы.
Московский период
Московская власть, в лице Великого князя, митрополита и прочих служителей, встретила учёных с почётом. Всех расположили в Чудовой обители, а пищу для трапезы им поставляли от княжеской кухни.
Для переводов и записи текстов к афонцам приставили двух толмачей: инока Власия и Дмитрия Герасимова. Последний хорошо знал немецкий и латынь. Таким образом, перед Максимом лежала возможность переводить книги с греческого языка на тот, с которого, затем, другой переводчик переводил бы на русский.
Кроме того в помощь Максиму предали двух каллиграфов: инока Силуана и Михаила Медоварцева. Впоследствии Силуан сделался верным учеником и последователем Максима Грека.
Работа спорилась: трудились с энтузиазмом и осознанием важности миссии. Менее чем за полтора года перевели объёмную по содержанию Книгу «Толковая Псалтирь». В то же время осуществляли и другие переводы.
По завершении требуемой работы учёные стали просить у начальства отпустить их домой. Домой отпустили лишь двух соработников Максима, а его самого удержали: работы для переводов было достаточно, к тому же на повестке дня стоял важный вопрос по сличению текстов богослужебных книг, согласованию двух церковных Уставов, Иерусалимского и Студийского.
По роду своей деятельности на Руси Максим занимался не только переводами, но и правкой содержания текстов. Хорошо разбираясь в Писании и святоотеческой литературе, он нередко указывал на ошибки, содержащиеся в тех или иных книгах.
Со временем к Максиму стали обращаться за советами по самым разным религиозным вопросам, а иногда он лично указывал церковным иерархам на несоответствие их действий христианским традициям. Выражая своё несогласие, с авторитетностью зрелого богослова и простотой инока, он делал это без излишней дипломатичности, что вызывало встречное недовольство.
Несмотря на принципиальность позиции Максима Грека относительно нарушений традиций, митрополит Варлаам в целом оценивал его деятельность положительно. Многое изменилось в 1522 году, после возведения на место Варлаама — Даниила.
В этот период Максим решительно восставал против вольностей папского легата Шомберга, развернувшего активную агитационно-пропагандистскую деятельность в пользу папизма с попустительства, если не сказать большего, светских и духовных властей.
В 1523 году Максим закончил переводить Толкования святого на Святые Евангелия. Митрополит Даниил предложил ему перевести сочинение а Кирского по церковной истории, но Максим, неожиданно для владыки, ответил категоричным отказом, ввиду наличия в этом произведении писем еретиков: Ария и Нестория.
Максим был не только учёным с Афона, но и иноком, Даниил же — митрополитом (причём не бесстрастным). И конечно же, он воспринял это непослушание как личное оскорбление.
В другой раз Максим возмутил его, когда стал указывать, что-де инокам вредит обладание недвижимым имуществом.
В 1524 году Максим Грек, несогласный с желанием Великого князя расстаться с бесплодной женой Соломонией и связать себя браком с другой (ради наследника), не устрашился ожидаемого княжеского гнева и, ссылаясь на Святое Евангелие, открыто высказал своё несогласие.
Ситуация обострилась. Ни церковная, ни светская власть не могли смотреть на такое поведение инока сквозь пальцы. Увлеченность Максима работой не способствовала должному знакомству с русским менталитетом, особенностями придворной морали и этики. То, что он считал необходимым следованием духу Предания Церкви, власть интерпретировала как вольнодумство, вызов, бунтарство. В результате, в 1525 году Максима заковали в кандалы и бросили в темницу Симоновского монастыря.
Для того, чтобы оправдать себя в глазах окружающих (а возможно, и перед голосом совести), князь и митрополит стали искать для Максима формальных обвинений. Поиски увенчались успехом. Со стороны митрополита Максима упрекнули в порче книг и ереси, а со стороны князя — в злоумышлении против государства: в связях с турецкими пашами и подстрекательстве султана к войне против Руси.
Опала
После «суда» Максима, как если бы он и действительно был врагом Церкви и русского народа, отконвоировали в Волоколамскую темницу. Здесь преподобный терпел от братьев по вере оскорбления, побои, морение смрадом и дымом. Мучения узника были настолько жестокими, что, как сообщается в летописи, доводили его до состояния омертвения.
Но Господь не покидал Своего святого. Однажды Максим был утешен и ободрен Небесным вестником. Явившийся ему ангел произнёс: «терпи, старец!». И старец терпел. На стенах камеры он записал углём текст канона Утешителю; молился, читая этот канон.
Шли годы. Через шесть лет власти вспомнили о Максиме, чтобы востребовать его на очередной суд. На этот раз искали оправдания издевательствам, которым подвергался святой.
Нашлись и клеветники. История сохранила их имена: поп Василий, протопоп Афанасий, протодьякон Чушка, каллиграф Медоварцев. Суд обвинил преподобного в
хуле на священные русские книги.
Максим Грек, пытаясь объясниться, утверждал, что многие книги и действительно испорчены либо некорректными переводами, либо неточной перепиской, а значит нуждаются в исправлении. Повергаясь перед собравшимися, он кротко и смиренно взывал к милосердию, умолял о помиловании, просил по-христиански простить его за возможные ошибки, которые он, немощный, мог допустить в работе над книгами.
После суда Максима доставили в Тверь, под архиерейский надзор епископа Акакия. Акакий не отличался чрезмерной суровостью и поначалу относился к Максиму более или менее снисходительно.
В 1534 году, после кончины Великого князя Василия, блеснул луч надежды на скорое снятие опалы. В этот период Максим, в знак верности Православию, составил «Исповедание веры». Но его положение не улучшилось, а напротив, ещё больше ухудшилось: епископ Акакий рассерчал на него за слова чистой, не сглаженной лицемерием правды.
Смягчение положения
В 1538 году в опалу попал Даниил, и его заточили в темницу, как когда-то и он заточил святого Максима. Последний, желая умиротворить их взаимные отношения, отписал ему несколько добрых, полных смирения слов.
В то же время Максим обращался через послания к новому митрополиту, Иоасафу, к боярам, стоявшим у кормила руководства страной по малолетству правителя. В результате преподобному было дозволено посещать Божий храм и причащаться Святых Даров.
В 1545 году к царю обратились Восточные Патриархи: просили позволить Максиму возвратиться на Афон. Но просьба была отклонена.
В 1551 году, по просьбе дружелюбно настроенных к нему бояр и ходатайству Троицкого игумена Артемия, царь освободил преподобного из тверского заключения и дозволил ему перебраться в Сергиеву обитель. Здесь Максим Грек принялся за привычное для него делание — перевод Псалтири.
В 1553 году государь Иоанн навестил старца в его келье. Этому предшествовало предостережение Максима, что если царь откажется внять его совету и немедленно не утешит людей, осиротевших и овдовевших в результате похода на Казань, то царевич умрет. Царь не внял, и царевич действительно умер.
Литературные труды
В качестве церковного писателя преподобный Максим Грек известен по таким сочинениям как: , и др.
Тропарь преподобному Максиму Греку, глас 8
Зарею Духа облистаем, / витийствующих богомудренно сподобился еси разумения, / неведением омраченная сердца человеков светом благочестия просвещая, / пресветел явился еси Православия светильник, Максиме преподобне, / отонудуже ревности ради Всевидящаго / отечества чужд и странен, Российския страны был еси пресельник, / страдания темниц и заточения от самодержавнаго претерпев, / десницею Вышняго венчаешися и чудодействуеши преславная. / И о нас ходатай буди непреложен, // чтущих любовию святую памятъ твою.
Кондак преподобному Максиму Греку, глас 8
Богодухновенным Писанием и богословия проповеданием / неверствующих суемудрие обличил еси, всебогате, / паче же, в Православии исправляя, на стезю истиннаго познания наставил еси, / якоже свирель богогласная, услаждая слышащих разумы, / непрестанно веселиши, Максиме досточудне, / сего ради молим Тя: моли Христа Бога грехов оставление низпослати // верою поющим всесвятое твое успение, Максиме, отче наш.
МАКСИМ ГРЕК
Максим Грек - знаменитый деятель русского просвещения. Родился, по предположениям, около 1480 г. в Арте (в Албании), в семье высокопоставленной и образованной. Еще юношей Максим отправился в Италию, где занимался изучением древних языков, церковной и философской литературы; здесь он сблизился с видными деятелями эпохи Возрождения, сошелся с известным издателем классиков, венецианским типографом Альдом Мануцием, был учеником Иоанна Ласкариса. Глубокое впечатление произвели на него проповеди Савонаролы, под влиянием которого окончательно определился стойкий нравственный характер Максима. По возвращении из Италии, около 1507 г., он постригся в афонском Ватопедском монастыре, богатая библиотека которого послужила для него новым источником знаний. В 1515 г. протом афонским получена была от великого князя Василия Ивановича просьба прислать в Москву, на время, ватопедского старца Савву, переводчика. За дряхлостью Саввы братия решила отправить Максима. Он не знал еще русского языка, но монахи считали его незаменимым ходатаем своим пред Москвой и выражали в послании к великому князю надежду, что Максим, благодаря своим познаниям и способностям "и русскому языку борзо навыкнот". В Москве Максим был принят с большим почетом. Первый труд его - перевод толковой Псалтири, сделанный при помощи русских толмачей и писцов - заслужил торжественное одобрение духовенства и "сугубую мзду" князя; но домой по окончании труда, несмотря на просьбы Максима, отпустили только его спутников. Максим продолжал трудиться над переводами, сделал опись книгам богатой великокняжеской библиотеки, исправлял богослужебные книги - Триод, Часослов, праздничную Минею, Апостол. Оставаться келейным книжником в среде тогдашней русской жизни человек таких познаний и религиозных воззрений, как Максим, не мог, и столкновение его с новой средой - при всем благочестии обеих сторон - было неизбежно. Многообразные "нестроения" московского быта, резко противоречившие христианскому идеалу Максима, настойчиво вызывали его обличения, а кружок русских людей, уже дошедших до понимания этих "нестроений", видел в нем учителя, преклоняясь пред его нравственным и научным авторитетом. Обрядовое благочестие, грубое распутство и лихоимство, глубокое невежество и суеверие, усугубляемое широким распространением апокрифической литературы, нашли в Максиме горячего обличителя. В вопросе о монастырских вотчинах, разделявшем все русское духовенство на два враждебных лагеря, он естественно явился деятельным сторонником воззрений Нила Сорского и "заволжских старцев" (см. XVIII, 61) и более опасным противником для "иосифлян", чем ставший его горячим поклонником Вассиан Косой (IX, 692). Близость с Вассианом и опальным боярином Берсенем-Беклемишевым, враждебность митрополита Даниила (XV, 508), сношения с явным врагом России, турецким послом Скиндером, и резкое неодобрение намерения великого князя развестись с женой решили судьбу Максима. Следственное дело по политическим преступлениям Берсеня и Феодора Жареного послужило для врагов Максима удобным поводом отделаться от него. В апреле и мае 1525 г. открылся ряд соборов, судивших Максима (запись сохранилась только об одном). Виновность Максима выводилась из его книжных исправлений, его обличительной литературной деятельности, его канонических и догматических мнений. Мысль его о неудовлетворительности славянских переводов богослужебных книг была признана ересью; подтверждением обвинения послужили найденные в его переводах отступления от текста, вполне объяснимые описками писцов и его недостаточным знакомством с русским языком. Слова Максима, что сидение Христа одесную Отца есть лишь минувшее, а не предвечное, с точки зрения православного вероучения имеют действительно характер еретический, но они объясняются тем, что Максим не понимал разницы между формами "сел" и "сидел". Проповедь Максима о безусловной иноческой нестяжательности была принята за хуление всех русских подвижников, допускавших для своих монастырей владение вотчинами. Наконец, Максим сам признал на соборе, что сомневается в автокефальности русской церкви. Суровым приговором пристрастного собора, утвержденным враждебно-настроенным против Максима великим князем, он был сослан в Волокаламский (т. е. "иосифлянский") монастырь, где заключен в темницу, "обращения ради и покаяния и исправления", с строгим запретом сочинять и с кем-либо переписываться. Положение Максима, окруженного клевретами Даниила, было невыносимо тягостно не только в нравственном, но и в физическом отношении. Поведение его в монастыре, раздражавшее митрополита, вновь обнаружившиеся ошибки в переводах (особенно в житии пресвятой Богородицы, Метафраста) - ошибки, на которых Максим, по недоразумению, даже настаивал - и старое подозрение в государственных преступлениях, которое на первом соборе, по соображениям политическим, не нашли удобным выставить, но которое теперь, со смертью Скиндера, вышло наружу и, может быть, подтвердилось, - все это послужило в 1531 г. поводом к вызову Максима на новый соборный суд. Усталый и измученный жестоким заключением, Максим оставил прежний прием защиты - ссылку на ученые доводы, и ограничился заявлениями, что все ошибки - дело не его, а переписчика. Упав духом, он признал себя виновным в "неких малых описях", происшедших не от ереси или лукавства, а случайно, по забвению, по скорости, или, наконец, по излишнему винопитию. Но унижение Максима не удовлетворило оскорбленного самолюбия митрополита, открыто сводившего на соборе личные счеты с подсудимым, и не смягчило его судей: собор отлучил Максима от причащения святым Таин и в оковах отправил его в заточение в тверской Отрочь монастырь. Здесь Максим провел более двадцати лет. Об освобождении его и отпущении на родину тщетно просили и святогорская братия, и патриархи антиохийский и константинопольский от имени целого собора и патриарха иерусалимского. Безуспешны были также просьбы самого Максима, обращенные к Иоанну IV ("Сочинения" Максима, часть II, 316 - 318, 376 - 379) и митрополиту Макарию, который отвечал ему: "узы твоя целуем, яко единаго от святых, пособити же тебе не можем". Причина, по которой Москва так упорно задерживала Максима, была ему ясно указана еще за тридцать лет перед тем казненным потом Берсенем: Москва боялась его разоблачений, и заступничество патриархов, свидетельствуя о его высоком авторитете за границей, могло ему в этом смысле лишь повредить. В последние годы участь Максима была несколько смягчена: ему разрешили посещать церковь и приобщаться святым Таин, а в 1553 г., по ходатайству некоторых бояр и Троицкого игумена Артемия, он был переведен на житие в Троицкую лавру. В том же году царь, отправляясь, по обету, в Кириллов монастырь на богомолье, посетил Максима, который в беседе с царем посоветовал ему заменить обет богомолья более богоугодным делом - заботой о семьях павших под Казанью воинов. В 1554 г. его приглашали на собор по делу о ереси Башкина, но он отказался, боясь, что и его примешают к этому делу. В 1556 г. он умер. Сочинения Максима Грека, не считая грамматических заметок, построены по общему типу обличения и распадаются на три больших отдела: I. экзегетические, II. полемико-богословские - против латинян, лютеран, магометан, иудеев (жидовствующих), армян и язычников ("эллинские прелести") и III. нравственно-обличительные. Последние имеют особенно важный исторический интерес; отрицательные явления тогдашней жизни - от лихоимства властей до половой распущенности, от веры в астрологию до ростовщичества - нашли в Максиме убежденного противника. Уважение, которым Максим пользовался у лучших современников, свидетельствует о том, что значение его сознавалось и в его время. У него находили и книжное поучение, и нравственный совет, и из кельи его вышло не мало учеников, между которыми достаточно назвать князя Курбского, инока Зиновия Отенского, Германа, архиепископа казанского. Многие мысли Максима легли в основание постановлений Стоглавого собора: таковы главы об исправлении книг, о презрении бедных, об общественных пороках, о любостяжании духовенства; лишь в вопросе о монастырских вотчинах собор принял сторону иосифлян. Несмотря на то, что Максим усвоил лишь одну сторону гуманистического образования - приемы филологической критики - и остался чужд содержанию гуманизма, он явился в истории древнерусского образования "первым посредствующим звеном, которое соединило старую русскую письменность с западной научной школой" (Пынин). - "Сочинения преподобного М. Грека" изданы при Казанской духовной академии в 1859 - 62 г.; переизданы тома I (1844) и III (1897); сюда не вошли несколько сочинений, напечатанных ранее в "Скрижали" (1656), в "Церковной истории" митрополита Платона, в "Журнале Министерства Народного Просвещения" (1834), в "Москвитянине" (1842), в "Описании рукописей Румянцевского музея" (¦ CCLV, 369). Библиография в статье Л. Бедржицкого "Статьи М. Грека о грамматике" ("Русский Филологический Вестник" 1913, ¦ 2). - Ср. Иконников "М. Грек" (Киев, 1865 - 66; новое издание, 1915); Жмакин "Митрополит Даниил и его сочинения" (Москва, 1881); Преображенский "Нравственное состояние русского общества в XVI в. по сочинениям М. Грека" (1881); Вышельсский "О М. Греке" ("Христово Чтение", 1896, книги 1 - 6); Колосов "М. Грек, его жизнь и труды" (1896); Никольский "Материалы для истории древней русской письменности" (1909); Гудзий "М. Грек и его отношение к эпохе итальянского Возрождения" (1911); Щеглова "К истории изучения сочинений М. Грека" (1911); митрополит Евгений, "историческое известие о М. Греке" ("Вестник Европы", 1813, ноябрь, ¦ 21 и 22); Филарет (черниговский), статья в "Москвитянине" (1842, ¦ 11); Горский "М. Грек святогорец" ("Приближение к творчеству святых отцов" в русской иерархии, Москва, 1859, часть XVIII); "О трудах М. Грека" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1834, часть III); Нильский "М. Грек, как исповедник просвещения" ("Христианское Чтение", 1862, март); "Судное дело М. Грека и Вассиана Патрикеева" и "Прение митрополита Даниила с иноком Максимом" ("Чтения в Обществе Истории и Древности России", Москва, 1847, ¦ 7 и 9). А. Горнфельд.
Краткая биографическая энциклопедия. 2012
Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое МАКСИМ ГРЕК в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:
- МАКСИМ ГРЕК в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Максим Грек (+ 1556), монах, преподобный. Память 21 января, 21 июня (обретение … - МАКСИМ ГРЕК в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Грек (настоящие имя и фамилия - Михаил Триволис) (около 1475, Арта, Греция, - 1556, Троице-Сергиев монастырь, ныне Загорск Московской области), … - МАКСИМ ГРЕК
- знаменитый деятель русского просвещения. Род., по предположениям, ок. 1480 г. в Арте (в Албании), в семье высокопоставленной и образованной. … - МАКСИМ ГРЕК в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? знаменитый деятель русского просвещения. Род., по предположениям, ок. 1480 г. в Арте (в Албании), в семье высокопоставленной и образованной. … - МАКСИМ ГРЕК в Педагогическом энциклопедическом словаре:
(в миру - Михаил Триволис) (ок. 1475-1556), публицист, богослов, переводчик. Был близок итальянским гуманистам. С 1505 монах православного Вадопедского монастыря … - МАКСИМ ГРЕК
(в миру Михаил Триволис) (ок. 1475-1555) публицист, богослов, философ, переводчик, филолог. В 1518 приехал из Ватопедского монастыря на св. Афоне … - МАКСИМ ГРЕК
- МАКСИМ ГРЕК
(в миру - Михаил Триволис) (около 1470 - 1555), публицист, богослов, философ, переводчик, филолог. По происхождению грек в 1518 выехал … - МАКСИМ ГРЕК
Макс`им … - МАКСИМ ГРЕК в Орфографическом словаре:
макс`им … - МАКСИМ ГРЕК
(в миру Михаил Триволис) (ок. 1475-1555), публицист, богослов, философ, переводчик, филолог. В 1518 приехал из Ватопедского монастыря на св. Афоне … - МАКСИМ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
Максим Грек - знаменитый деятель русского просвещения. Род., попредположениям, ок. 1480 г. в Арте (в Албании), в семьевысокопоставленной и образованной. … - МАКСИМ в Словаре воровского жаргона:
- 1) камеpный шут, 2) добpодушный … - МАКСИМ в Краткой биографической энциклопедии:
Максим - митрополит Киево-Владимирский и всея Руси (1283 - 1305), родом грек; перенес митрополичью кафедру из Киева во Владимир (1300), … - МАКСИМ в Большом энциклопедическом словаре:
(Максимин) Антиохийский (ум. ок. 363) христианский мученик, воин, пострадавший в гонение императора Юлиана Отступника. Память в Православной церкви 5 (18) … - МАКСИМ в Современном энциклопедическом словаре:
- МАКСИМ в Энциклопедическом словарике:
(Maxim) Хайрем Стивенс (1840 - 1916), американский изобретатель и промышленник в области военной техники. Изобрел способ автоматической перезарядки оружия за … - МАКСИМ в Энциклопедическом словарике:
а, м., ист., разг. Станковый пулемет системы "максим". Стрелять из максима. В роте только два … - МАКСИМ
МАКС́ИМ ИСПОВЕДНИК (ок. 580-662), визант. правосл. богослов, монах, игумен, гл. оппонент монофелитов, в т.ч. патриарха Константинопольского Сергия и имп. … - МАКСИМ в Большом российском энциклопедическом словаре:
МАКС́ИМ ГРЕК (в миру - Михаил Триволис) (ок. 1475-1556), публицист, богослов, переводчик, филолог. В 1518 прибыл в Рус. гос-во из … - МАКСИМ в Большом российском энциклопедическом словаре:
"МАКС́ИМ ГОРЬКИЙ" (АНТ-20), 8-моторный агитац. самолёт. Построен в 1 экз. в 1934; в то время - самый большой самолёт в … - МАКСИМ в Большом российском энциклопедическом словаре:
"МАКС́ИМ", первый станковый пулемёт. Изобретён X. Максимом (1883). "М." образца 1910: калибр 7,62 мм, масса со станком 62,66 кг, прицельная … - МАКСИМ в Большом российском энциклопедическом словаре:
МАКС́ИМ (Maxim) Хайрем (1840-1916), амер. конструктор и промышленник. В 80-х гг. 19 в. создал автоматич. винтовку, пушку и станковый пулемёт … - МАКСИМ
макси"м, макси"мы, макси"ма, макси"мов, макси"му, макси"мам, макси"м, макси"мы, макси"мом, макси"мами, макси"ме, … - ГРЕК в Полной акцентуированной парадигме по Зализняку:
гре"к, гре"ки, гре"ка, гре"ков, гре"ку, гре"кам, гре"ка, гре"ков, гре"ком, гре"ками, гре"ке, … - ГРЕК
Софокл или … - МАКСИМ в Словаре для разгадывания и составления сканвордов:
"пулеметный … - МАКСИМ в словаре Синонимов русского языка.
- ГРЕК в словаре Синонимов русского языка:
еллин, … - МАКСИМ
- ГРЕК в Новом толково-словообразовательном словаре русского языка Ефремовой:
м. см. греки … - МАКСИМ в Словаре русского языка Лопатина:
макс`им, -а … - МАКСИМ
максим, -а … - МАКСИМ в Полном орфографическом словаре русского языка:
Максим, (Максимович, … - МАКСИМ в Орфографическом словаре:
макс`им, -а … - МАКСИМ в Современном толковом словаре, БСЭ:
(1283-1305) , митрополит Киево-Владимирский и всея Руси, родом грек. Перенес митрополичью кафедру из Киева во Владимир (1299), примирял воевавших князей … - «МАКСИМ» в Современном толковом словаре, БСЭ:
первый станковый пулемет. Изобретен Х. Максимом (1883). «Максим» образца 1910: калибр 7,62 мм, масса со станком 62,66 кг, прицельная дальность … - МАКСИМ в Толковом словаре русского языка Ушакова:
максима, м. (воен.). Станковый пулемет, стреляющий патронами, одинаковыми с трехлинейной винтовкой. (По имени … - МАКСИМ
максим м. Система станкового пулемета, стреляющего такими же патронами, как и трехлинейная винтовка; пулемет такой … - ГРЕК в Толковом словаре Ефремовой:
м. см. греки … - МАКСИМ в Новом словаре русского языка Ефремовой:
м. Система станкового пулемета, стреляющего такими же патронами, как и трехлинейная винтовка; пулемет такой …
После падения Византии в 1453 г. русские церковные и светские власти сохранили тесные связи с многими монастырями Святой Горы. Как отмечает Белокуров С. А.: «желание получить поболее милостыни от благочестиваго народа русскаго заставляло последних предпринимать путешествия в нее…Более частыя сношения Москвы происходили с святой Афонской горой, откуда к нам прибыл и преподобный Максим Грек». В летописи есть запись, что в августе 1496 (7004) г. в Москве находились «игумен и три старци из Святыя горы, из монастыря святаго Пантелейлеймона, милостыня ради. И князь велики их пожаловал, милостынею издоволил, а на иные монастыри Святой горы милостыню с ними же послал и отпустил их с тем же послом вместе; понеже бо из старины тот монастырь святаго Пантелеймона в Святой горе строение бяше первых великих князей Рускых». С этого монастыря приходили и в ноябре 1507 (7015) г.: «милостыня ради, диакон Пахомие да монах Яков; и князь великий Василий Иоанович учредив их милостынею доволно и отпусти их с Москвы месяца маиа 9». В конце 1514 года в Москву прибыли «лавры святаго Афанасия старец Мелентей да из Ватопеда монастыря старец Нифонт духовник с грамотами».
В марте 1515 г. вместе с этими старцами был отправлен Василий Коробов, Василий Копыла и Иван Варавин: «вместе послал князь велики в Царьгород, к Турскаму Салим шаху, своего человека ближняго Василиа Ондреева сына Коробова; а в святую гору Афонскую князь великый послал с милостынею Василиа Копыла Спячего да Ивана Варавина». Кроме грамоты, в которой говорилось о пересылке «милостыни» и просьбе о молитвах, была отправлена грамота к вселенскому патриарху Феолипту и афонскому проту Симеону с просьбой прислать из Ватопедского монастыря старца Савву для перевода некоторых книг: «Пришлите к нам вместе с нашими людьми из Ватопедского монастыря старца Савву, книжного переводчика, на время и тем послужите нам; а мы, как даст Бог, пожаловав его, опять к вам отпустим». Вероятно, на этого старца указал иеромонах Нифонт. Коробов В. А. вернулся в Москву уже в 1516 году, выполнив свою политическую миссию в Константинополе. Посольство же Копылы и Варавина на Афоне было не совсем удачно: они вернулись через три года, в 1518 г. Причиной стал отказ старца Саввы ехать в Москву. Об этом писал игумен Ватопедского монастыря Анфим в своей грамоте митрополиту Варлааму, где сообщил и о приезде В. Копыля и о полученной милостыне: «такожде възвести нам о святем и духовном отце господине Саве, аще въсхощет потрудитися до Русии, неких ради вещей нужныя тоя земли; старец же быв многолетен, ногами немощен, не възможе исполнити повеления благовернейшаго великаго князя и твоего великого святительства, о нем же и прощениа просит».
Подобное письмо игумен отправил и Василию III: «въпроси и честнейшаго духовника и священноинока Савву по наказанию царствиа твоего и по приказу всесвященнейшаго митрополита господина Варлаама; не могущу ж убо духовнику священноиноку господину Саве старостию и болезни ножныя приити к царствию твоему», «преподобнейший же отец наш прот, яко да не останется прошение великаго князя безделно и безконечно, изобрал вместо старца Саввы, честнейшаго брата нашего Максима, еже из нашия священныя обители Ватопеди, аки искусна божественному писанию и пригожа на сказание всяких книг, и церковных и глаголемых елиньскых, понеже от младыя юности в сих възрасте и сим наказася добродетельнее и не яко иный некий, многыми почитанми токмо. Посылает же того нашим произволением и хотением, но убо языка не весть русскаго, разве греческаго и латынскаго; надеем же ся яко и русскому языку борзо навыкнет, его же да примете; с ним и честнейшаго священноинока господина неофита духовника, и третьяго брата Лаврентия имянем. Мы же убо, им не взмогохом и еже имехом, честнейше челом бием благовернейшему великому князю и величеству святителства твоего. Дай же господь Бог, яко да и мы узрим воздаяние, которое желаем видети оттолева, еже есть, яко да отошлете паки к нам здравых братию нкшу, ими же надеемся улучити благодарение от великаго князя, твоим съдетелстом и поспешением, еже имут и усты принести братия наша великому ти святителству, ему же паки множае челом бьем». Таким образом, из этих писем видно, что приглашенный Савва – «многолетний старец» с больными ногами, что по причине своего недуга он не в силах исполнить воли государя и святителя. Поэтому прот и ватопедские старцы, чтобы выполнить просьбу, выбрали Максима. Сообщая о всех этих обстоятельствах Василию Ивановичу и митрополиту, ватопедские старцы добавили, что Максим знает только греческий и латинский языки, и что они надеются, что в скором времени он изучит и русский.
Путешествие Максима выдалось очень медленным. По словам Горского А. по пути была длительная остановка в Крыму, где «посланные от великого князя имели свои дела»; Макарий (Булгаков) отмечает, что Максим «прожил несколько времени в Перекопе». Наконец в марте 1518 г. прибыли в Москву: «марта 4, в четверток на третией неделе поста, прииде из Царягорода на Москву Василей Копыл да Иван Варавин; да с ними вместе прииде к великому князю Василью Ивановичю всеа Руси из Царяграда, от вселенскаго патриарха Феолипта, митрополит Григорей Грек от града Жихна Цареградскиа области; да с ним вместе приидоша старцы от святыя горы Афонскиа к великому князю государю и к первосвятителю Варлааму митрополиту всея Русии бити челом великому государю о нищите поможениа, милостыни ради: от Благовещениа пречистыа Богородица из Ватопеди монастыря три старцы. Максим Грек да Неофит священноинок Грек да Лаврентий Болгарин, а от святаго великомученика Пантелеймона из Руского монастыря Сава преименитый игумен; а наперед тех старцов за год пришел от Четыредесяти Мученик от Ксиропотама монастыря Исаиа священноинок Сербин; да с митрополитом пришел патриарший диакон Дионисей Грек. Князь же велики Василей Иванович всея руси приат митрополита Григориа и старцов святыа горы Афоня».
Василий III принял гостей с великой честью и назначил им для жилья кремлевский Чудов монастырь, выдавал им пищу от своего стола и часто, как и митрополит Варлаам, беседовал с ними: «велел им пребыти в монастыри святаго Архистратига Михаила честнаго и славнаго его Чюдеси, пита их и доволя всякими доволями потребами от своеа царскиа трапезы, такожде и первосвятитель Варлаам митрополит всеа Руси ко Григорию митрополиту града Жихна и к старцем святыа горы великую любовь и честь показуаше, и к себе призыва и с ними часто беседоваше о божественных словесех духовных».
В «Сказании о Максиме философе» говорится о том, как Василий Иванович приглашает Максима, вводит в свою царское книгохранилище и показывает бесчисленное множество греческих книг: «Сей же инок в многоразмышленном удивлении был о толиком множестве безчисленного трудолюбного собрания и с клятвою изрек пред благочестивым государем, что даже и у греков не сподобился видеть такое множество книг: никогда, православный государь, даже в среде греческого любомудрия, я не видел такого рачительства о Божественных сокровищах. Великому государю приятно было слушать эти речи, и он передал книги Максиму, чтоб он рассмотрел и разобрал их, выбрав из них еще не переведенные на русский, сиречь словенский язык. И очень скоро он представил великому самодержцу список с названиями тех книг, которые не переведены на словенский, а великий князь приказал хранить их отдельно от остальных и не смешивать с ними». В «летописной книге» Свято-Троицкого монастыря читаем: «Егда же узре у великаго князя в царской книгохранителнице греческаго языка книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в Греческой земли толико множество книг не сподобихся видети…».
«Осмотревши всю библиотеку, Максим спросил Великаго Князя, какую бы он желал первую книгу перевесть на Славянский язык? Великий Князь посоветовался с Митрополитом и боярами, и с общаго совета было решено заняться переводом толковой псалтыри, так как эта книга наиболее других обращалась в руках: с нея начинали знакомиться с грамотою; к ней всего чаще обращались в церковном богослужении; она служила и для домашняго благочестиваго употребления». О вызове переводчика для Толковой псалтыри по «постороннему совету» свидетельствует и сам Максим, когда уже после перевода писал великому князю: «и ныне Господь воистину воздвиг твою державу к переложению толкований псалмов…Царство твое…., разумом просвещенное и душею божественныя ревности исполненное, сообщает немедленно совет преосвященнейшему о Господе отцу своему, господину Варлааму, митрополиту всея Руси, и, молитву от него и благословение приняв, скорейше письменами не праздными, но исполненными изобильно человеколюбия, подобно плодоносным колосьям, посылает к проту и инокам во святой горе пребывающим, призывая от честной обители Ватопеда Савву». Иконников считает, что главной причиной вызова переводчика была «порча» книг жидовствующими: «порча книг жидовствующими должна была обратить особенное внимание на нее в то время когда «все о вере пытали», а между тем Псалтырь составляла основу знания и житейской мудрости». Известно, что к тому времени в России уже были в славянском переводе два толкования на псалтырь: одно приписывалось святому Афанасию Александрийскому, и другое – блаженному Феодориту Кирскому.
Новая же толковая псалтырь соединяла в себе толкования многих древних святых отцов и учителей Церкви, и соответствовали современным запросам при новых условиях в борьбе против ересей. Поскольку Максим поначалу плохо понимал церковно-славянский язык, ему в помощники дали русских «книжных людей»: известного Дмитрия Герасимова, бывшего в подручных у архиепископа Геннадия при «собирании» полной русской Библии, и Власия Игнатьева – людей, хорошо знакомых с латинским языком, которым, понятно, владел и Максим Грек. Были также прикомандированы к нему и писцы: монах Сергиева монастыря Силуан (Селиван) и «зело славный» каллиграф Михаил Медоварцев. Впоследствии Силуан стал самостоятельно переводить с греческого и считал Максима Грека своим учителем. Святогорец со своей стороны свидетельствовал о высоком качестве переводов своего ученика. С помощью учителя Силуан перевел беседы святителя Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея. Максим, начав работу, переводил толкования с греческого на латинский, а его помощники уже с латинского на славяно-русский, то есть тогдашний церковно-славянский литературный язык. При таком положении дела, разумеется, контроль перевода со стороны главного переводчика (т.е. самого Максима Грека) был проблематичен. А. Горский дает высокую оценку осуществленному святогорцем переводу и указывает на то, что в ряде случаев переведенный им текст выгодно отличается от общепринятого славянского текста, особенно в отношении грамматических форм.
Конечно, то, как Святогорец «обращался» со священными текстами, вызвало определенное недоумение и недовольство даже среди его сотрудников. Указывали на то, что Максим слишком смело менял местами текст святой книги, хотя на самом деле это были всего лишь исправления грамматических и стилистических ошибок или же удаление явных несообразностей, вкравшихся в славянский текст после ряда копий без сверки с подлинником. Максим смотрел на свое дело с точки зрения филологической и научно-критической, а его окружающие – с буквалистической, то есть попросту не понимали оснований его исправлений. Завершив в 1519 г. перевод Толковой Псалтири, на что ушло год и пять месяцев, афонский учёный инок в послании к Василию III, послужившем введением к Псалтири, благодарит великого князя и просит достойного вознаграждения своим помощникам, а себе – разрешения возвратиться на Святую гору: «избавь нас от печали долгой разлуки, возврати безбедно честному монастырю Ватопедскому, давно уже нас ждущему…Дай нам совершить обеты иноческия там, где мы их произнесли, пред Христом и страшными Его Ангелами, в день пострижения. Отпусти нас скорее в мире, чтобы нам возвестить и там находящимся православным о твоих царских доблестях, да ведаю бедствующие христиане тех стран, что есть еще на свете царь, не только владеющий многими народами, но и цветущий правдою и православием, подобно Константину и Феодосия Великим». Дунаев Б. И. замечает, что в этом и многих других посланиях Максим Грек систематически проводит идею освобождения Греции от власти турок «рукою» московского князя, пытаясь воздействовать на религиозные чувства. Василий III передал полученный от Максима перевод на рассмотрение митрополиту Варлааму. Как повествует «Сказание о Максиме»: «не по мнозе времяни преосвященный митрополит приходит в царевы полаты со всем своим освященным собором, и единому от клирик носящу ону новопреложеную Псалтирь; и сию соборне похваляют и источник благочестия нарицают».
Государь щедро вознаградил переводчика, пожаловал иконами, и деньгами, и платьем его спутников Неофита и Лаврентия и отправил с ними богатую милостыню Великому Патриарху. Самого же Максима великий князь не согласился отпустить на Святой Афон. «Митрополит и государь, естественно, могли желать и ожидать от Максима еще таких же полезных трудов. И действительно, ему было поручено теперь весьма важное дело – исправление богослужебных книг, которое он начал с Триоди при помощи прежних своих сотрудников – Димитрия и Власия». Отметим, что вопрос исправления священных и церковных книг – не только литературный, но и общегосударственный, если иметь в виду практическое его значение в борьбе с ересями.
Помимо этого, святогорец осуществил перевод Толкового Апостола, а также «Толкования Иоанна Златоуста на книгу Деяний Апостольских». В рукописи, содержащей толкование Златоуста, датируемой А. И. Ивановым 1520 годом, после толкований на Деяния помещено повествование о мученичестве святого апостола Павла, а также толкования на семь соборных апостольских посланий и на четырнадцать посланий апостола Павла. Кроме того, святогорец перевел ряд статей из греческого Номоканона патриарха Фотия для Кормчей Вассиана Патрикеева, а также статьи из сборника «Жития святых» Симеона Метафраста.
Исследователи творчества Максима предполагают, что святогорец «является, если и не автором перевода» антилатинских сочинений святителя Фотия, патриарха Константинопольского, «то по крайней мере редактором прежнего текста», который, по утверждению Е. Е. Голубинского, существовал на славянском языке на Руси с древнейших времен.
К своей переводческой деятельности Максим Грек подходил с большой ответственностью и рассудительностью. Он переводил только то, что считал полезным для русских читателей. Известен случай, когда афонец решительно отказался переводить «Церковную историю» блаженного Феодорита, потому что довольно подробное изложение различных еретических лжеучений, содержащееся в этой книге, с его точки зрения, могло принести некоторый вред читателю, не имеющему глубоких богословских познаний и тонкого критического чутья: «рекл бое си тогда ко мне: достигоша тебе, окаянне, греси твои о немже отреклся превести ми священную книгу блаженнаго Феодорита. О преслушании же сем отвещаю истинною твоему преподобству, яко ни за едино ино преслушах тя тогда, разве сего ради, сиречь, да яко таков превод будет претыкание и соблазн неким православным от посланий Ариевых и Македониевых и иных неких ересей началник».
Итак, главным содержанием деятельности Максима Грека в 1518-1525 гг. были переводы и их объем весьма значителен. Одновременно он выступил и как писатель-публицист, автор посланий великому князю Василию III, видному дипломату и публицисту Федору Карпову, ученому богослову и медику Николаю Булеву (Немчину) и другим лицам. Необходимо заметить, что Максим Грек привлекает к себе и внимание современников широтою знаний, интеллектом и духовностью. Вокруг него собираются любители знания. Они обсуждают вместе не только богословские темы, но и злобу дня. Среди них оказываются: инок Вассиан (князь Патрикеев), «сильным при дворе, но противником всего духовенства и в особенности Иосифова волоколамского монастыря», Иван Берсень, Иван Токмаков, Василий Тучков, Иван Сабуров, Федор Карпов, Петр Шуйский, Андрей. Холмский и другие влиятельные при дворе вельможи. Чудовская келия Афонца становится притягательным местом для мыслящих русских людей, превращается в своего рода литературный философский клуб. Это во многом предопределило его дальнейшую судьбу.
По «Посланиям» можно представить взгляды Максима Грека на многие явления и предметы того времени. Так, святогорец был убежденным сторонником византийского учения о симфонии Церкви и государства, сформулированного в VI веке императором Юстинианом. Согласно этому учению, священство и царство – два богоустановленных института, призванных содействовать спасению человека. Святогорец пишет, что среди бесчисленных благ, изливаемых Богом на род человеческий, «два превелиа и божественнейша суть священство и царство, по великому во царех Иустиниану, сице глаголющему: «Превелиа в человецех суть дарованиа Божия от Вышняго человеколюбиа дана священство и царство: священство убо божественным служаще, царство же человеческих вещей начальствующе и промышляюще, и от единаго и того же Начала обоя исходяща, человеческую украшают жизнь»». Афонец приводит целый ряд примеров «богоизбраннаго супружества» духовных и светских властей из ветхозаветной и новозаветной истории. Первоначально взаимоотношения московского великого князя и митрополита тоже представлялись афонцу воплощением византийской идеи симфонии властей. Максим писал, что «вседивная и преславная держава» Российская благословлена Богом за единомыслие и благочестие главы государства и предстоятеля Церкви. Жизнь внесла некоторые коррективы в первоначальные представления афонца, однако сам принцип симфонии как реально достижимого в земных условиях идеала в глазах святогорца не утратил характера священного и общеобязательного закона.
Максим Грек в «Главах поучительных» говорит, что поставленные на высокое служение, государи и иерархи должны управлять народом по заповедям Бога, помня о том, что в последний день «Владыка Небесный» воздаст каждому по делам его: «сию добродетель потщися стяжати, о благовернейший царю, да и ты со дерзновением глаголеши: аз же правдою явлюся лицу твоему, насыщуся, внегда явитъмися слава твоя; и, о своей помощи и избавления лютых моляся Владыце всех, непостыдно да глаголеши: сотворих суд и правду, не предаждь мене обидящим мя». Обладающие властью над людьми должны в своей деятельности следовать идеалам справедливости и милосердия, быть нелицеприятными и неподкупными.
В идеале иерархи – молитвенники за паству, миротворцы, защитники слабых и угнетаемых, милосердные помощники бедных, ходатаи народа пред правителями, обязанные безбоязненно противостать сильным мира сего в случае нарушения ими законов Божиих: «священство и царство два величайша блага от вышняя божественныя благости дарована суть человеком: ово бо, молитвами преподобными и чистых рук воздеянием, умоляющи всегда Владыку всех о наших согрешениих, милосерда и удобь примиряема с нами сотворяет его; ов же советы премудрейшими и всяческими устроении и смотрении владычески купно и отечески промышляющи о подручных, исправляет всегда царския скипетры на лучшее». Своей деятельностью по укреплению веры и благочестия святители обеспечивают стабильность и процветание государства, поэтому Максим скорбит о государстве Российском, лишившемся, с его точки зрения, дерзновенных пастырей, способных отстаивать правду пред сильными мира сего.
Основываясь на тезисе о божественном происхождении царской власти, святогорец допускает определенное вмешательство светских властей в дела Церкви. Однако, это вмешательство должно ограничиваться рамками канонических и догматических вероопределений и быть направлено на пользу Церкви. Правители, к примеру, обязаны способствовать иерархам в сохранении древнего благочестия и в защите веры, вплоть до физического уничтожения лиц, признанных Церковью еретиками, ибо деятельность лжеучителей является причиной брожения умов и возникновения смут в государстве. В обязанность государственной власти, по мнению Максима, входит контроль за состоянием хозяйственной деятельности Церкви: имеется в виду декларируемая афонцем необходимость пресечения незаконного использования церковных средств в личных целях, которое допускалось некоторыми носителями духовного сана: «…во всякой прохладе и довольством живущее и пространно питающееся и племенники и сродники обильно обогащающа, а нищии Христовы гладом и наготою и страданием погибающее презираеми суть от них. … Таковую же нищих обиду, еюже обидими бывают, кто ин доволен исправити, разве Бога; и царствующим благоверно на земли нужно и зело прилично благочестивым царем сицевыя священническия недостатки, да не реку прегрешения, исправляти, по ревности древних православных царех».
Следует отметить, что святогорец уделяет особое внимание экономической составляющей взаимоотношений между государством и Церковью, а также между монастырем и крестьянами. Однако, сразу нужно сказать, что для афонца проблема взаимоотношений между церковными институтами и различными социальными слоями населения, а также между теми или иными государственными структурами и Церковью представляется скорее проблемой нравственной, чем экономической или финансовой. Благодаря тому, что Максим достаточно много писал на тему монастырского землевладения и связанных с ним проблем, настаивая на воплощении в жизни иноческих обетов о нестяжании, в историографии сложился устойчивый стереотип, согласно которому Максим Грек – один из выдающихся представителей «нестяжателей» и непримиримый противник защищавшегося «иосифлянами» права Церкви на собственность, в том числе недвижимую.
Не останавливаясь подробно на рассмотрении некоторой исторической и духовно–нравственной некорректности разделения русского общества конца XV – XVI веков на «нестяжателей» во главе с Нилом Сорским и «стяжателей» во главе с Иосифом Волоцким, скажем лишь о том, что преподобный Иосиф не менее, чем преподобный Нил или его сторонники, заботился об исполнении монашествующей братией иноческих обетов, в том числе обета нестяжания, хотя его представления о монашеской нищете и о способах ее достижения отличалось от представления по этому поводу Нила Сорского.
Вопреки утвердившемуся мнению, сочинения Максима Грека не дают бесспорных оснований утверждать, что афонец был противником монастырских землевладений. Как пишет Н. В. Синицына, с наибольшей глубиной и обстоятельностью исследовавшая этот вопрос, позиция Максима Грека касательно монастырских земельных владений, а также взаимоотношений монастырей и зависимых крестьян «оказывается шире, чем точка зрения какой-то одной социальной группы или политической группировки, проповедуемый им идеал сам он мыслит как всеобщую этическую норму и всеобщий социальный принцип».
В своих сочинениях святогорец не подвергает сомнению право Церкви в целом и монастырей в частности на обладание землей и селами, а выступает против безжалостного угнетения крестьян, против закабаления и физических наказаний крестьян за неуплату долгов. Распространенную в то время практику предоставления займов крестьянам под проценты он называет «жидовским сребролюбием» и «лихоимством». Не сами по себе земельные владения и богатства, а неправильное к ним отношение отвергает святогорец. Представление об объеме «потребного» – вот что отличает Максима Грека от Нила Сорского. Для Нила идеал устроения монашеской жизни – скиты, где каждый монах содержит себя сам, занимаясь в келье рукоделием и на вырученные средства приобретая самые необходимые для поддержания жизни вещи и продукты питания, а также оплачивая допускаемый в крайних случаях наемный труд; или, в случае крайней немощи, принимая пожертвования, в самых скромных размерах, со стороны добровольных благодетелей. Убранство скитского храма, богослужебные сосуды и облачения, по учению Сорского старца, должны быть дешевыми и простыми, лишенными всяческих украшений. Вполне понятно, что содержание таких скитов не требовало от подвижников крупных финансовых вложений, что, в сочетании с благословляемой Нилом заменой материальной благотворительности монастырей милостыней духовной, приводило к тому, что объем «потребных» для монахов средств был минимальным; при таком положении дел им незачем было владеть землями и селами.
В своих воззрениях на идеал монашеского жительства Максим Грек во многом отличался от Нила Сорского, хотя имел ряд убеждений, которые объединяли его с идейным вождем заволжских старцев. Начнем с того, что Грек был сторонником украшения храмов; в этом вопросе он был единомышленником Иосифа Волоцкого. Содержание богатых храмов требовало больших материальных затрат. В системе мировоззрения Максима это не вызывало затруднений, поскольку его идеал монашеского жительства – большой общежительный монастырь, для содержания которого считается целесообразным принимать пожертвования от благодетелей. Другая статья монастырских доходов, по Максиму Греку, – использование наемного крестьянского труда. Третий, пожалуй, лучший, с его точки зрения, источник дохода – собственный труд монастырской братии, требующий, разумеется, наличия у монастыря определенной собственности. Основное отличие концепции Максима Грека от концепции Нила Сорского заключается в том, что Грек возлагает на монастыри выполнение социальной функции, заключающейся в оказании помощи бедным.
Это значительно расширяло объем необходимой для монастыря собственности по сравнению с тем объемом, который был необходим монахам, живущим по уставу Нила Сорского. Максим Грек отвергает не монастырскую собственность как таковую, а любостяжание и многостяжание, лихоимство и ростовщичество. Афонец критикует монастырские власти за то, что иногда они «уподобляются» мирским чиновникам. Вместо того, чтобы оказывать помощь нищим, погибающим от голода и холода, они растрачивают церковные средства на роскошные пиры и «обильно обогащают родственников и единоплеменников». Святогорец отмечает, что чрезмерное увлечение хозяйственной деятельностью недопустимо для монаха, ибо она отвлекает его, вовлекая в недопустимые для инока ссоры и распри. По его убеждению, монастырские средства принадлежат нищим и должны быть направлены на облегчение их участи. Богоугодное дело – давать взаймы нищим, но при этом недопустимо брать с них процнты. Напротив, в случае неспособности крестьянина отдать долг сполна, монастырские власти, как учит афонец, должны проявить снисхождение к ближнему и не требовать возвращения долга. Крайне недопустимо насильственное лишение крестьянина его собственности и превращение его в бесправного раба, полностью зависящего от монастыря. В случае нарушения указанных принципов государь чрез своих подчиненных должен вмешаться и исправить положение дел в этой сфере.
Изложенная позиция Максима, казалось бы, соответствует имеющему многовековую историю стремлению светских властей к секуляризации церковной собственности. Однако, это совсем не так. Провозглашенный афонцем принцип недопустимости насильственного присвоения чужой собственности распространяется не только на отношения между монастырями и крестьянами, но в равной мере на взаимоотношения между государством и Церковью. Любое насильственное перераспределение собственности недопустимо – вот что постулирует Максим. Эта позиция не позволяет считать его идеологом секуляризации. Допускаемое афонцем вмешательство светской власти в финансово–экономическую деятельность монастыря как церковного института имеет целью устранить злоупотребления в этой сфере и направить средства монастырей на удовлетворение нужд нищих. Секуляризация, напротив, лишает Церковь возможности совершать благотворительную деятельность, ибо отнимает у нее все необходимые для этого средства.
Для правильного понимания учения афонца о необходимости государственного контроля за финансово-экономической деятельностью Церкви следует обратить внимание на то, что он имеет в виду православного монарха, носителя власти, полученной от Бога. Сам такой правитель является членом Церкви, носителем определенных даров Бога, полученных им при помазании на царство. Такой монарх ответственен за состояние дел в Церкви. У святогорца мы встречаем концепцию, ведущую не к обмирщению Церкви, а, напротив, к одухотворению государства, попытку подчинения носителей светской власти канонам и нравственному учению. Именно в этом смысл симфонии властей, как понимает ее Максим Грек. Не случайно он уделяет особое внимание духовно–нравственному облику государя. В его концепции это имеет чрезвычайно важное значение: ведь человек, в обязанность которого входит контроль за определенной сферой церковной деятельности, должен быть свободен от определенных страстей, наличие которых у государя сделает его вмешательство в церковные дела гибельным как для Церкви, так, в конечном счете, и для государства.
По этой причине, святогорец дает ряд наставлений Василию III, а затем Ивану IV. Для Максима Грека нет ничего удивительного в том, что обычный монах учит первое лицо в государстве, ибо, по глубокому убеждению афонца, не только царь может в определенных случаях вмешиваться в церковные дела, но и представители духовного сословия и монашеского чина должны оказывать определенное влияние на представителей светской власти, в том числе на царя, ибо на них лежит ответственность за духовно−нравственное состояние всего народа. Для представителей духовного чина определенное вмешательство в дела государя тем проще, что само по себе царское служение получает нисходящее свыше освящение через их посредство. По учению афонца, монарх, попирающий церковные догматы и каноны и поступающий вопреки интересам Церкви, фактически нисходит с высоты своего служения как помазанника Божиего и уподобляется безбожным римским императорам – гонителям Церкви. Между тем, за грех царя страдает целый народ, равно как и за добродетели царя Господь благословляет все его царство. Следовательно, духовно–нравственное возрождение души государя является одним из условий благополучия в государстве и наилучшим примером для всех его подданных. В доказательство этой мысли афонец приводит слова древнего философа: «Получив в управление царство, будь достоин его, ибо царь есть одушевленный, живой образ Божий»
Максим Грек приезжает в Москву в 1518 году.
Когда игумен Ватопедского монастыря на Афоне избрал его в качестве ученого мужа, прислать которого в Россию просили посланники Великого князя Московского Василия III , инок Максим долго отказывался от этого поручения. По просьбе Государя Московского вместо него в Россию должен был ехать старец Савва, но тот по своей немощи и преклонному возрасту отказался, и так выбор пал на Максима Грека.
К тому моменту Максим Грек (в миру Михаил Триволис) провел в Афонском монастыре уже около 10 лет. Пострижению в монахи Ватопедского монастыря предшествовали годы странствия по Европе, учения у профессора Парижского университета и итальянских гуманистов. В Италии он изучал и произведения языческих авторов античности, а потом, оказавшись под влиянием католического проповедника Дж. Савонаролы, поселился в Доминиканском монастыре Сан-Марино. Но католическое учение не привлекло Максима Грека (потом, в России он напишет 15 сочинений против Римской церкви, пытавшейся распространить свое влияние в стране Российской). И в 1504 он возвращается на родину – в Грецию, а вместе с тем и в Православие, и принимает постриг в одном из Афонским монастырей. Здесь, на Афоне, он и хотел продолжить свое служение Богу. Однако в 1515 году ему пришлось покинуть его.
Василий III приглашал в Москву ученого мужа для перевода духовных книг из княжеской библиотеки с греческого на церковно-славянский. Покидавший Афон Максим Грек не знал ни книжного церковно-славянского, ни разговорного русского языков. Последнему он научился за 3 года пребывания в Царьграде с сопровождавшими его в Россию посланниками великого князя. Церковно-славянскому он учился уже в России, делая переводы греческих книг из богатой библиотеки Великого князя.
Первым трудом Максима Грека в России был перевод Толковой Псалтыри – одной из самых популярных книг Древней Руси. Переводил еще не знавший церковно-славянского языка Максим Грек с греческого на латынь, стараясь при этом сохранить верность подлиннику, с латыни на славянский передавали тексты данные ему в помощь переводчики Димитрий Герасимов и Власий. Через полтора года текст перевода был передан великому князю и одобрен митрополитом Варлаамом, ставшим покровителем преподобного при московском дворе.
Труд Максима Грека был оценен великим князем, и, несмотря на просьбы преподобного отпустить его на Афон, он был оставлен в Москве. Вслед за переводами других церковных книг последовало и иное поручение – заняться редакцией и исправлением богослужебных книг. В 17 веке подобная работа стала одной из причин раскола церкви. В 16 веке Максим Грек был обвинен в ереси. С этого момента и начались бедствия Максима Грека в земле Русской. Пока на кафедре Московской оставался митрополит Варлаам, а великий князь покровительствовал преподобному, противники греческого переводчика не выражали свое недовольство открыто. Но с приходом на митрополичью кафедру инока Волоколамского монастыря и защитника иосифлян Даниила нападки на сторонника нестяжателей Максима Грека усилились.
К этому времени относятся и выступления преподобного против католической церкви, потесненной протестанством на Западе и потому стремившейся распространить свое влияние на Востоке. Теперь ему пригодилось близкое знакомство с западной культурой и философией Возрождения. Когда-то увлеченный учением гуманизма о судьбе и предопределении преподобный в своем сочинении «О фортуне» теперь критиковал его, ведь согласно ему человек может не только заглянуть в свое будущее, но и изменить его. По убеждению Максима Грека, католичество находилось во власти «внешней» философии (в противовес философии «внутренней», характерной для Православия), которая стремилась подчинить богословие учению Аристотеля, «отходя от божественного закона».
Поворотным для Максима Грека стал 1524 год. Когда великий князь Василий III решил расторгнуть брак со своей бесплодной супругой Соломонией и заточить ее в монастырь, преподобный, и до того не молчавший при попытках власть предержащих нарушить закон Божественный, не смолчал и на этот раз. В своем послании государю он убеждал его не покоряться страстям плотским. По глубокому убеждению Максима Грека, самодержец – тот, кто умеете держать самого себя в руках, охраняя себя от 3 греховных страстей – «сластолюбия, славолюбия, и сребролюбия».
Этим посланием (посчитав его показателем нетолерантности греческого переводчика по отношению к русской власти) воспользовались недруги преподобного и обвинили его в измене и ереси. На суде ему, проведшему несколько дней в кандалах в темнице Симонова монастыря, вменили в вину неправильный перевод греческих книг, якобы искажавший их подлинный смысл, и сношения с опальными боярами и турецким послом. В оправдание свое Максим Грек привел 2 аргумента: во-первых, незнание русского языка – ведь первые свои переводы он делал с греческого на латынь, стремясь сохранить верность греческом подлиннику, – а главное, тот факт, что за годы работ многих поколений переписчиков и переводчиков многие греческие тексты были искажены, и, таким образом, он лишь восстанавливал их прежнее звучание. Доводы эти, однако, не были услышаны. Преподобный, отлученный от принятия Святых Тайн, был осужден и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь.
На этом его страдания не закончились. В 1531 году он снова был потребован к суду. К прежним обвинениям в ереси и неправедном переводе книг, добавились и новые – в волшебстве, чернокнижии, а также – нестяжательстве и непочитании русских монахов-чудотворцев, чьи обители владели землями. Преподобный стал жертвой своего знания и религиозной борьбы нестяжателей и иосифлян. Новым местом заключения стал Тверской Отрочь монастырь.
В 1534 году умирает великий князь Василий III и Максим Грек решает писать исповедание, в котором оправдывает себя и сделанные им переводы книг. В заключении своего письма он обращается с просьбой отпустить на Святой Афон. Но и на этот раз мольбы его были не услышаны – его, знавшего слишком много, не отпускали из России.
Между тем, царица Елена Глинская умерла, митрополит Даниил был сослан в Иосифов монастырь. По заступничеству нового митрополита преподобного допускают к принятию Святых Тайн и возвращают часть его обширного архива, конфискованного еще при первом аресте. В 1545 к царю Иоанну пишут патриархи Вселенский и Александрийский, с просьбой о заступничестве и освобождении. Прошение это было услышано только в 1551 году, и преподобный был переведен с честью в Троице-Сергиев монастырь (после 20-летнего заключения в Твери). Здесь он занялся близким душе его делом – переводом Псалтыри на русский язык. В обители его посещал царь Иоанн IV , который через год пригласил его в Москвы для борьбы с новой ересью Матвея Башкина.
Еще через год (1556) преподобный скончался. Гробница его находится в Свято-Троице-Сергиевой Лавре, на которой выбиты строчки:
Блаженный здесь Максим телом почивает,
И с Богом в небеси душою пребывает.
И что Божественно он в книгах написал,
То жизнию своею и делом показал.
Оставил образ нам и святости примеры,
Смирения, любви спасения и веры!
Канонизирован Православной Церковью в 1988 году. Мощи святого были обретены в 1996 году у Духовского Храма Троице-Сергиевой Лавры.
Даты памяти: 3 февраля / 21 января; 4 июля / 21 июня (новый стиль / старый стиль)
Житие святого преподобного Максима Грека
(Из книги монахини Нектарии (Мак Лиз) - Евлогите)
В греческом городе Арта в 1470 году родился преп. Максим Грек. Его родители, Эммануил и Ирина, принадлежали к хорошо известной в свое время семье Триволис, из которой происходил один из Константинопольских Патриархов. И отец, и мать получили философское образование, отец служил военным советником при дворе Императора. Будучи благочестивыми православными христианами, они воспитали сына в вере. В крещении он получил имя Михаил. В 1480 году родители отправили его на остров Корфу (бывшем в то время под властью венецианцев) для изучения классических наук под руководством философа и учителя Иоанна Мосхоса. В 1492 году, через 40 лет после падения Константинополя под ударами турок, он поехал в Италию, ставшую (что особенно касается юга Италии) центром греческого образования и схоластики. Он много путешествовал по стране, ездил в Падую, Феррару, Болонью, Флоренцию, Рим и Милан, а также, согласно некоторым источникам, в Германию и Париж. Имея богатые возможности и интеллектуальный опыт, он увлекся гуманистическими теориями, наводнявшими в те годы Европу с ее схоластикой и пробуждавшими живой интерес к классической римской и греческой литературе и философии. С 1498 по 1502 год он работал в Венеции в качестве протеже (а, возможно, и секретаря) Джованни Пико де ла Мирандола, преподавая греческий язык и переписывая труды святых Отцов. Когда в Венецию вторглись французы, Мирандола уехал в Баварию, а Михаил — во Флоренцию, где и принял постриг в доминиканском монастыре св. Марка. В прошлом в этом монастыре жил Савонарола, чьи проповеди он до того слушал много раз.
В агиографических источниках нет сведений, объясняющих причины этого недолгого по времени пребывания в лоне католицизма. Известно лишь, что снова обратить взор к Востоку юноше Михаилу помог учитель и схоласт Иоанн Ласкарис, привезший из Афин во Флоренцию на хранение ранние греческие рукописи. В 1504 году Ласкарис посоветовал Михаилу отправиться на Гору Афон в Ватопедский монастырь, славившийся своей обширной библиотекой. Здесь и произошло его возвращение в Православие. Он был пострижен в 1505 году с именем Максим в честь преп. Максима Исповедника. В библиотеке Ватопедского монастыря его увлекли труды преп. Иоанна Дамаскина. Именно в этот период он написал канон св. Иоанну Предтече. Основным же его послушанием был сбор милостыни для афонских монастырей, и это послушание он исполнял в течение десяти лет.
В 1515 году, когда отцу Максиму было сорок пять лет, на Афон прибыли посланники от Великого князя Василия Московского с просьбой прислать в Москву опытного переводчика, который смог бы откорректировать ранние греко-славянские церковные тексты, а также сделать новые переводы. В 1518 году в ответ на просьбу Великого князя в Москву был послан отец Максим, хорошо знавший Писание, латынь и греческий, и с ним еще двое монахов-переписчиков. В Москве их поселили в Кремле в Чудовом монастыре. Первой работой отца Максима была Псалтирь с комментариями, переведенная им с греческого языка на латинский. Этот перевод он передал двум русским специалистам, а они изложили латинский вариант на церковно-славянском языке. Остается загадкой, для чего потребовалось идти таким сложным путем, чтобы получить славянский вариант этих текстов. Возможно, в данном случае следует принять самое простое объяснение: вполне -вероятно, что у Великого князя не было людей, которые могли бы успешно справиться с греко-славянским письменным переводом. Максим и сам не знал славянского, а славянские переводчики, по всей видимости, хорошо владели только латынью, отчего и возникла необходимость использования латыни в качестве языка-посредника. Славянское издание появилось спустя полтора года. Введением к нему служило письмо Максима Великому князю Василию. И Великий князь, и митрополит московский Варлаам остались довольны переводом. Великий князь щедро заплатил монахам и отослал обоих переписчиков обратно на Афон, а Максима оставил делать новый перевод книги Деяний Апостолов. Эта работа была окончена в 1521 году. Наряду с собственными исследованиями славянских текстов, он начал трудиться над переводом отдельных частей Номоканона (Сборник церковных канонов и установлений); комментариями свят. Иоанна Златоуста к Евангелию от Матфея и Иоанна; третьей и четвертой главами второй книги Ездры; отрывками (с комментариями) из книг Даниила, Есфири и малых пророков; работами Симеона Метафраста. В тот же период он исправил славянское Евангелие с комментариями и несколько богослужебных книг — Часослов, праздничные Минеи, Послания и Триодь. Кроме того, он писал трактаты по грамматике и структуре языка, называя это “вратами в философию”.
Его труды и идеи привлекали многих образованных и влиятельных русских людей из числа придворных Великого князя. С их помощью он близко познакомился с русской жизнью и очень ярко описал любовь русских к православной церковной службе и обрядам. Писал он и полемические работы — против астрологии и ереси жидовствующих, против мусульманских и латинских верований, а также против различных суеверий, включая толкование снов, гадание и сомнительные апокрифические учения. Однако его деятельность вскоре начала вызывать недовольство. Сделанные им исправления встречали с недоверием, зачастую лишь на том основании, что святые служили по неисправленным книгам, и, несмотря на это, угодили Богу. Многие русские обиделись на критику Максима, говорившего о том, что они как следует не знают своей веры и часто довольствуются внешним. Он навлек на себя еще больше неприятностей, вступив в полемику между преп. Нилом Сорским и преп. Иосифом Волоцким о том, следует ли монастырям собирать богатства и владеть собственностью. Как и митрополит московский Варлаам, преп. Максим встал на сторону преп. Нила и нестяжателей. Однако в 1521 году митрополита Варлаама сменил митрополит Даниил, ученик незадолго до того почившего преп. Иосифа Волоцкого. Новому Митрополиту давно не нравилась оппозиционная деятельность образованного, владевшего искусством красноречия греческого монаха. Следующим ударом, внезапным и неожиданным для преп. Максима, стало враждебное отношение к нему Великого князя Василия. Невинная беседа с турецким послом привела к обвинению в сотрудничестве с турками с целью ввода турецких войск в Россию. И хотя эти обвинения исходили от придворных из числа известных завистников преп. Максима, были арестованы по подозрению в государственной измене, подвергнуты пыткам и казнены несколько человек, тесно связанных с Максимом. Самого преп. Максима до суда отправили в заключение в московский Симонов монастырь. 15 апреля 1525 года состоялось заседание церковного суда, на котором греческий монах был осужден не только за якобы имевшую место государственную измену, — помимо этого митрополит Даниил обвинил его в ереси. Из-за несовершенного знания славянского и русского языков, он допустил ошибки в поздних прямых переводах, и эти ошибки враги использовали в своих целях. Вынужденный оправдываться, преп. Максим сказал, что не замечает разницы в значении между той грамматической формой, что использовал он, и той, которая получилась после внесения исправлений. Это его заявление было расценено как отказ от покаяния. Его объявили еретиком, отлучили от Церкви и отправили в заточение в Волоколамский монастырь.
Преподобный Максим шесть лет прожил в заточении в Волоколамске в тесной, темной и сырой келье. Его страдания усугублялись тем, что келья не проветривалась, из-за чего в ней скапливался дым и запах гнили. Не обладая хорошим здоровьем, он не раз был близок к смерти: отвратительная пища, холод и постоянная изоляция делали свое дело. Больше всего его печалило отлучение от Святого Причастия. Ему не дозволялось посещать церковь, но из его собственных рассказов известно, что по крайней мере один раз за время заточения его посетил ангел. Ангел сказал, что -посредством этих временных страданий он избежит вечной муки. Видение наполнило преп. Максима духовной радостью, и он составил канон Святому Духу. Этот канон впоследствии обнаружили в келье. Он был написан на стенах углем. В 1531 году его вторично судили, и снова митрополит Даниил предъявил ему обвинение в ереси. На этот раз ситуация выглядела еще абсурднее, так как помимо измены его теперь обвинили в колдовстве. К тому времени он уже хорошо владел русским языком и смог ответить на предъявленное ему обвинение. Он сказал, что перевод, приписываемый ему, является “ересью жидовствующих, и я не переводил так и никому не говорил так написать”. Он держался на суде с великим смирением, с плачем кланялся судьям и просил о прощении.
После суда его перевели в Тверской Отрочь монастырь под надзор епископа Акакия, брата покойного Иосифа Волоцкого. Епископ Акакий просил у Великого князя позволения снять с преп. Максима железные кандалы и разрешения предоставить ему самые необходимые удобства и условия. Епископ Акакий питал большое уважение к своему узнику, приглашал его к себе на трапезу, отпускал в церковь и разрешал иметь у себя книги, бумагу и письменные принадлежности. Святой снова начал писать. В Тверском монастыре он написал комментарии к Книге Бытия, к псалмам, книгам пророков, Евангелию и Посланиям. Свои работы он отдавал переписчикам и сам переписывал их для друзей. В 1533 году умер Великий князь Василий. Преп. Максим написал “Исповедание Православной веры”, с надеждой на то, что новая власть признает его православные убеждения и вернет ему свободу. К сожалению, этого не произошло.
Тем временем его трагическое положение привлекло внимание Константинопольского Патриарха Дионисия и Иерусалимского Патриарха Германа. В 1544 году они послали прошение о том, чтобы ему разрешили уехать в Афины. В 1545 году о его освобождении ходатайствовал Александрийский Патриарх Иоаким, но ни одно из этих прошений не было удовлетворено. В 1547 году преп. Максим написал о своем положении митрополиту Макарию, который тогда начинал приобретать влияние среди церковных иерархов, но тот ответил: “Мы чтим Вас как одного из святых, но не можем помочь Вам, пока жив митрополит Даниил”. Митрополит Даниил провозгласил отлучение, и до его кончины никто, кроме него не мог снять этот приговор. Тогда преп. Максим попросил самого митрополита Даниила позволить ему принять Святое Причастие. Не желая каяться публично, Даниил посоветовал ему притвориться умирающим и принять Святые Таины как часть службы елеоосвящения. Но преп. Максим ответил, что не станет добиваться Святого Причащения обманом.
Позже он снова писал митрополиту Даниилу, умоляя разрешить ему причаститься. В конце концов, разрешение было даровано. В 1551 году, после двадцати шести лет заточения, он все-таки получил свободу. Его отправили жить в Троице-Сергиеву лавру, где вместе со своим другом, монахом по имени Нил, он сделал новый перевод Псалтири. В 1553 году после успешного завершения похода на Казань против татар Царь Иоанн IV (Грозный), перенесший серьезную болезнь, отправился в Кириллов монастырь для исполнения данного им обета. На пути он сделал остановку в Лавре, чтобы поговорить с преп. Максимом. Святой уговаривал его отказаться от паломничества, остаться дома и позаботиться о вдовах и сиротах тех, кто погиб в походе на Казань. “Бог — везде,” — сказал он царю. “Останься дома, и Он поможет тебе. Твоя жена и ребенок будут в здравии”. Царь настаивал на продолжении паломничества, хотя преп. Максим и предупредил его, сказав: “Твой сын умрет в пути”. Царь отправился дальше, и его, сын Царевич Димитрий, умер, как предсказывал Святой, восьми месяцев от роду. Преп. Максим отошел ко Господу 21 января 1556 года в Троице-Сергиевой лавре. Похоронили его у северо-восточной стены церкви Святого Духа. В конце шестнадцатого века отец Максим был канонизирован как местночтимый святой после чудесного спасения им Царя Феодора Иоанновича. Царь находился в Юрьеве, сражаясь со шведами. Преп. Максим явился ему во сне и сказал, что в сторону его штаба развернута шведская артиллерия, и что ему надо скорее уходить, пока не начался обстрел. Царь так и сделал — и избежал гибели. В благодарность он прислал в Троице-Сергиеву лавру дары и приказал поместить в Успенском соборе Кремля икону преп. Максима. В 1591 году, при патриархе Иове, в ходе подготовки к канонизации Максима в качестве местночтимого святого, были открыты его мощи. Они оказались нетленными и издавали благоухание; даже часть мантии святого была не тронута тлением. Из тех, кто молился тогда у его могилки, шестнадцать человек чудесным образом сразу же получили исцеление. За этим последовали и другие чудеса, и в 1796 году была построена красивая гробница. В 1833 году архиепископ Троице-Сергиевой лавры Антоний построил над могилкой часовню. Канонизация Максима как святого всей Церкви состоялась в 1998 году. Память его празднуется 6 июля (день всех Радонежских святых), в первое воскресенье после дня святых апостолов Петра и Павла (день собора Тверских святых) и 21 января, в день его кончины.
В 1997 году Московский Патриархат Русской Православной Церкви передал частицу мощей преп. Максима Грека храму св. Георгия в городе Арта. В будущем планируется строительство храма в честь преп. Максима.