Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.
Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.
Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…
Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.
Даль, Владимир Иванович
Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел
Варламов, Александр Егорович
Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.
Некрасов Николай Алексеевич
Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.
Горький, Максим
По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.
Жихарев Степан Петрович
Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.
Шервуд-Верный Иван Васильевич
«Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».
Обольянинов Петр Хрисанфович
…фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».
Популярные биографии
Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич
Малороссийских имениях - семья часто переезжала. Как и все дети Раевских, Мария получила домашнее образование. Она была отличной пианисткой, обладала прекрасным голосом, пела почти профессионально и особенно любила итальянскую музыку. Знала французский и английский языки «как свои родные». Русским языком владела значительно хуже, поэтому всегда писала по-французски. В более поздние годы она пыталась восполнить этот пробел в своём образовании, но безуспешно. С юных лет Мария пристрастилась к чтению серьёзных книг . По свидетельству сына Михаила (которое относится к более поздним годам), она особенно интересовалась историей и литературой . Главой семьи был Николай Николаевич, жена и дети любили его и во всём ему подчинялись. Но Раевский не имел возможности проводить много времени в кругу семьи в то время, на которое пришлись ранние годы Марии, остававшейся на попечении матери, видимо, повлиявшей на формирование дочери . По словам внука Марии Николаевны С. Волконского , Софья Алексеевна была «женщина характера неуравновешенного, нервная, в которой темперамент брал верх над разумом. <…> Женщина характера сухого, мелочного…» . Несмотря на сложные взаимоотношения с матерью, Мария Николаевна на протяжении всей жизни сохраняла к ней уважение и любовь .
С семьёй Раевских ещё с 1817 года хорошо был знаком А. С. Пушкин . Особенно он сдружился с Раевскими в совместной поездке на Кавказские Минеральные Воды во время своей южной ссылки . Пушкин вместе с Раевскими был два месяца на водах, с ними уехал в Крым и три недели провёл в Гурзуфе .
В начале 1820-х дом Раевских стал посещать Густав Олизар , бывший в то время киевским губернским маршалом (предводителем дворянства). Он увлёкся Марией, превратившейся на его глазах из «малоинтересного подростка» в «стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в чёрных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня очах». В 1823 году Олизар сватался к Раевской, но получил от её отца отказ. В письме к Олизару Николай Николаевич объяснял его «различием народности и религии», выражал сожаление и надежду, что Густав продолжит и далее посещать их дом. По мнению исследователей , отец всё решил сам за дочь. Однако возможно, что отказ исходил от Марии Николаевны . Олизар уехал в своё крымское имение, он, по словам Щёголева , «тосковал и писал сонеты о своей безнадёжной любви», называя в стихах Марию Амирой. Позднее он возобновил знакомство с Раевскими и в 1828 году просил руки сестры Марии Елены. Из письма Раевского-старшего сыну Николаю известно, что Олизара отвергла сама Елена, тогда как отец, по собственному признанию, не отказал бы ему .
Замужество
Около середины августа 1824 года к Марии через М. Орлова посватался князь С. Волконский . Это было тяжёлое время для Раевских, находившихся на пороге разорения. Большинство исследователей считает, что Мария приняла предложение Волконского по настоянию отца, считавшего, что эта партия принесёт «блестящую, по светским воззрениям, будущность» дочери. Но некоторые допускают, что решающее слово всё-таки оставалось за Марией Николаевной . В начале октября Волконский приехал в Киев, помолвка состоялась 5-го числа того же месяца. Свадьбу сыграли в Киеве 11 января 1825 года. В исследовательской литературе встречается утверждение, что перед венчанием старший Раевский заставил подписать Волконского обещание оставить «антигосударственную деятельность» , и будущий зять без колебаний подписал бумагу, однако слова своего не сдержал . Историк Оксана Киянская , однако, считает, что это всего лишь легенда .
Молодые супруги провели медовый месяц в Гурзуфе, вместе они были и последующие три месяца. Видимо, между Марией и мужем не было согласия. Известно, что она жаловалась братьям и сёстрам на поведение Волконского, который был иногда резок, избегал её и даже был «несносен» . Впоследствии Щёголев писал: «Мы знаем, что духовной, интимной близости не было ни между женихом и невестой, ни между мужем и женой» .
Вскоре Мария заболела и с матерью и сестрой Софьей уехала в Одессу на морские купания. В то время она уже была беременна. Осенью Волконский привёз жену и её сестру Софью в Умань , сам же отправился в Тульчин , где располагался штаб 2-й армии. Мария тосковала в разлуке с мужем - она писала Волконскому: «Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать всё, чтобы я могла приехать к тебе, если решено, что ты должен оставаться на своем посту ».
После 14 декабря
По воспоминаниям Марии Николаевны, в конце декабря 1825 года Волконский неожиданно приехал в Умань. Он сообщил жене об аресте Пестеля , однако не объяснил, что случилось. Волконский увёз жену в имение её родителей в Киевской губернии Болтышку и «немедленно уехал». О событиях 14 декабря Мария Николаевна ничего не знала. Она родила сына Николая 2 января 1826 года и проболела около двух месяцев . Роды были тяжёлыми: по свидетельству Марии, отец и мать спорили, как ей лучше рожать - в кресле или кровати. «Как всегда» (биографы Марии Николаевны особо обращают внимание на это замечание, как доказательство того, что в семье всё решал отец), последнее слово осталось за Николаем Николаевичем, и Мария мучилась в кресле. Доктора не было, крестьянка, назвавшаяся акушеркой, всё время молилась, стоя на коленях в углу, вместо того, чтобы оказать помощь роженице.
Раевские всё время болезни Марии скрывали от неё арест мужа, на все вопросы отвечая, что тот находится в Молдавии. Узнав о случившемся, Мария немедленно написала мужу в Петропавловскую крепость: «Я узнала о твоём аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться… Какова бы ни была твоя судьба, я её разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, - не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней» .
«…Не его [мужа] арест меня огорчает, не наказание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь, и кому же? Низким из людей, презираемым его beau-père [тестем], его братьями и его женой…»
Цитируя эти строки, О. Попова отмечает, что, несмотря на то, что Мария в доме отца была окружена передовыми людьми того времени, идеи свободолюбия она не впитала . По мнению Поповой, Мария восприняла неудачное начало своей семейной жизни как результат того, что Волконский был вынужден скрывать от неё правду. Так как между супругами уже не было недоговорённости, она «брала реванш» за первые месяцы брака.
Оправившись от последствий родов, вместе с сыном Николаем, Волконская отправилась в Петербург , чтобы увидеться с мужем. По дороге в столицу Мария остановилась в Белой Церкви у тётки отца, графини Браницкой (в её поместье «были хорошие врачи»), и оставила там ребёнка .
Петербург
В Петербурге в то время, кроме Раевского-старшего, находился и её брат Александр , а следом за Марией приехали мать и сестра Софья. Николай Николаевич вскоре возвратился в своё поместье через Москву, где увиделся с дочерью Екатериной и успокоил её насчёт судьбы мужа - Михаила Орлова, давно отошедшего от декабристского движения, однако положение его другого зятя было серьёзным. Александр Раевский, оставшийся в Петербурге следить за ходом следствия, постарался, чтобы до Марии доходила только часть информации: это было продиктовано и беспокойством членов семьи о состоянии её здоровья, и их желанием поскорее удалить её из столицы. О том, что брат перехватывал письма, адресованные ей, и препятствовал её встречам с родственниками других декабристов, Мария узнала значительно позже, уже живя в Сибири . Александр добился разрешения на свидание сестры с мужем и в то же время просил Бенкендорфа поручить А. Орлову предварительно увидеться с Волконским и потребовать, чтобы тот не распространялся «о степени виновности, которая тяготеет над ним». Волконскому писала и мать Марии, просившая о «сдержанности», так как ослабевшая от болезни дочь могла «потерять рассудок» . Он должен был также убедить жену вернуться к сыну и ждать окончания следствия. Только на этих условиях Раевские соглашались на встречу Марии с мужем . В это же время в записке, которую ему удалось передать своей сестре Софье Григорьевне , Волконский сообщал, что некоторые из жён арестованных уже получили разрешение следовать за своими мужьями: «Выпадет ли мне это счастье, и неужели моя обожаемая жена откажет мне в этом утешении? Я не сомневаюсь в том, что она с своим добрым сердцем всем мне пожертвует, но я опасаюсь посторонних влияний, и её отдалили от всех вас, чтобы сильнее на неё действовать» .
17 апреля было получено разрешение на свидание, однако Мария не знала об этом: родные ждали окончания переговоров Орлова с Волконским и лишь 20 апреля поставили её в известность . Супруги увиделись вечером 21 апреля на квартире коменданта Петропавловской крепости в присутствии врача и самого коменданта, который должен был прервать свидание, «если Волконский выкажет слабость» . «Все взоры были обращены на нас», - напишет позднее Мария Николаевна, Волконские «ободряли друг друга, но делали это без всякого убеждения». Выполняя предписания Раевских, Волконский ничего не говорил о своём деле и просил жену поскорее вернуться к сыну. Они сумели обменяться платками, возвратившись домой, Мария обнаружила лишь «несколько слов утешения», написанные на одном из его углов .
Ожидание приговора
24 апреля 1826 года Мария уехала из Петербурга в Москву, к сестре Екатерине. В Москве с Волконской пожелала увидеться императрица Мария Фёдоровна . Мария Николаевна, ожидавшая разговора о муже, была разочарована, убедившись, что «её позвали просто из любопытства» .
Остаток весны и лето она провела в Белой Церкви с сыном. Сначала Волконская была поглощена заботами о заболевшем Николае, но когда он выздоровел, её помыслы снова обратились на мужа. Мария ждала, страдая от неизвестности, в одном из писем Волконскому она назовёт «минуты, проведённые в этом ужасном состоянии», самыми тяжёлыми в своей жизни . В поместье Браницкой прибыл Александр Раевский, продолжавший контролировать сестру, ей никто не смел рассказывать о том, что происходит в Петербурге, она не видела газет. В начале августа, с соблюдением всяческих предосторожностей, Марии сообщили, что Волконскому будет сохранена жизнь . Несмотря на изоляцию, до неё доходили сведения о том, что некоторые жёны декабристов собираются поехать за мужьями. Так, она интересовалась у Софьи Волконской, где и как устроит своих троих детей Александра Муравьёва . В середине июня Мария писала Волконскому: «К несчастью для себя я вижу хорошо, что буду всегда разлучена с одним из вас двоих; я не смогу рисковать жизнью моего ребёнка, возя его повсюду с собой» . Со своей стороны, родственники мужа делали всё, чтобы склонить Марию к поездке в Сибирь, дошло до объявления, будто Александра Николаевна Волконская собирается ехать к сыну. С. Г. Волконская писала об этом Марии в июле, но письмо перехватил Александр Раевский . А своему брату 27 августа Софья Волконская сообщала, что Мария выедет к нему с сыном, в то время когда последняя ещё ничего не решила. Видимо, Софья Григорьевна рассчитывала, что брат напишет жене о её поездке, как о свершившемся деле, и это подтолкнёт Марию действовать в нужном направлении .
Отъезд в Сибирь
О приговоре по делу 14 декабря Мария Николаевна узнала от брата лишь в конце сентября . Она упрекала его в том, что от неё всё скрывали, и объявила, что «последует за мужем». Александр собирался в то время в Одессу и запретил Марии покидать Белую Церковь до своего возвращения. Однако, как только он уехал, Мария Николаевна, взяв сына, отправилась в Петербург. Она остановилась в Яготине - имении брата мужа, Николая Репнина , - тот должен был сопровождать невестку в столицу, но заболел, и Мария задержалась там на месяц . Её письма родным показывают, что она не доверяла Волконским (отец считал, что Мария находилась под их влиянием):
«Я вижу повсюду ангелов? Находила ли я их в моей belle-mère [свекрови], Никите , Репниных? Верь мне, Александр, что у меня открыты на них глаза, но я об этом ничего не говорила, чтобы не внушать к ним неприязни в моём отце; поведение их мало деликатное заслуживало это, но Сергей от этого пострадал бы» (Мария Волконская - Александру Раевскому) .
4 ноября 1826 года Мария с сыном в сопровождении деверя приехала в Петербург, где встретилась с отцом. Настроение Раевского изменилось: он по-прежнему считал своего зятя виновным, однако жалел его, «скорбел о нём в душе своей». Ранее категорически возражавший против поездки дочери в Сибирь, он согласился при условии, что ребёнка она оставит ему: «Когда сын её у меня, она непременно воротится» . 15 декабря Мария обратилась с прошением к императору о позволении выехать в Сибирь. Судя по её «Запискам», отношения между ней и Волконскими были сложными: родственники мужа были обижены на то, что она не отвечала на их письма, а Мария не хотела признаться, что их перехватывал брат: «Мне говорили колкости, но ни слова о деньгах» . Мария Николаевна заложила свои драгоценности и оплатила часть долгов мужа .
21 декабря она получила разрешение . Николай Николаевич уезжал из Петербурга в своё имение Милятино. Расставание было тяжёлым:
«Я показала ему письмо Его Величества [ответ на прошение]; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: „Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься“. Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала голову в подушку» .
По пути в Сибирь Волконская остановилась в Москве у своей невестки Зинаиды . 27 декабря 1826 года та устроила для Марии прощальный музыкальный вечер и «пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве». Об этом вечере Мария вспоминает в своих «Записках», дополняет её рассказ подробная запись одного из гостей - А. Веневитинова. Сначала Волконская находилась в отдельной комнате, к ней постоянно заходила лишь хозяйка дома, потом, когда остались только самые близкие друзья княгини Зинаиды, гостья присоединилась к обществу. Лишённая возможности петь (в дороге она простудилась), Мария просила повторить её любимые произведения: «Ещё, ещё, подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки!» В этот вечер Мария в последний раз виделась с Пушкиным, который был «полон искреннего восторга; он хотел мне поручить своё „Послание к узникам “, для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьёвой» .
Всего в Москве Мария провела два дня. Здесь она получила письмо отца, 17 декабря из Милятина он напутствовал дочь: «Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег идёт, путь тебе добрый, благополучный. Молю Бога за тебя, жертву невинную, да укрепит твою душу, да утешит твоё сердце!» Перед отъездом Мария встретилась с сестрой Екатериной. Они говорили в том числе и об эпизоде, мучившем Волконскую: в газеты попала история о вскрытии её мужем в 1822 году, в то время, когда в дивизии М. Орлова произошли волнения, письма начальника Полевого аудиториата 2-й армии генерала Волкова к П. Киселёву . Сестра как могла успокоила Марию: благодаря Волконскому Орлов знал, о чём его будут спрашивать на следствии. Через много лет Волконская снова обратилась к этому случаю:
«Такой поступок не только не предосудителен, но даже не представляет злоупотребления доверием, так как Киселёв желал, чтобы это письмо было известно Орлову» .
Родственники декабристов передали ей такое количество посылок, что пришлось взять вторую кибитку. В сопровождении слуги и горничной, которая «оказалась очень ненадёжной», Волконская поехала в Казань , не делая остановок. В Казани она была вечером 31 декабря. Чиновник военного губернатора советовал ей возвратиться назад, так как княгиня Трубецкая , опередившая Марию, была задержана в Иркутске, а её вещи были обысканы. Волконская возразила, что у неё есть разрешение императора, и продолжила путь, несмотря на начинающуюся метель, в новогоднюю ночь . Новый, 1827 год Мария встретила в пути в компании горничной, которая была настолько не в духе, что Волконская не решилась её поздравить. Через пятнадцать дней ей встретился обоз из Нерчинска. Мария узнала от одного из солдат, конвоировавших его (офицер не пожелал разговаривать с женой государственного преступника), что ссыльные декабристы находятся в Благодатском руднике.
В Сибири
В ночь на 21 января Волконская приехала в Иркутск , ей отвели квартиру, которую только что освободила Екатерина Трубецкая, направлявшаяся в Забайкалье, здесь Марию навестил гражданский губернатор Цейдлер . Он, выполняя указания, полученные из столицы, уговаривал княгиню вернуться в Россию. В противном случае Волконская должна была подписать «Условия», разработанные для жён декабристов генерал-губернатором Восточной Сибири Лавинским , и предоставить свой багаж для описи. Копия этих «Условий» сохранилась в семейном архиве Волконских. Жёнам декабристов давали на подпись сокращённый вариант секретного документа . Следуя за своим мужем, женщина отказывалась от своего «прежнего звания» и отныне становилась «женой ссыльно-каторжного». Дети, рождённые в Сибири, записывались в казённые крестьяне . Запрещено было иметь при себе ценные вещи и крупные денежные суммы. Право на крепостных , сопровождавших въезжающих в Нерчинский край, уничтожалось . Мария подписала «Условия» и стала ждать подорожной , однако Цейдлер не торопился с её выдачей, задержав Волконскую в городе на неделю (княгиню Трубецкую ему удалось задержать в Иркутске на четыре месяца) . 29 января Волконская, успев увидеться в Иркутске с Александрой Муравьёвой, отправилась дальше. Перед отъездом она написала отцу, которому это послание доставило «не малое утешение». Своей дочери Екатерине он сообщал, что по-видимому Мария не догадывается о том, что ей нельзя будет возвратиться, либо, как предполагал он, «сие запрещение существует только для удержания жён несчастных от поездки в Сибирь» .
Благодатский рудник
11 февраля 1827 года Волконская, сопровождаемая начальником Нерчинского завода Бурнашевым , прибыла в Благодатский рудник . Своего мужа она увидела на следующий день в бывшей казарме, где содержались декабристы, работавшие в руднике:
«Бурнашев предложил мне войти … Сергей бросился ко мне; бряцанье его цепей поразило меня: я не знала, что он был в кандалах … Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом - его самого» .
Мария разместилась в крестьянской избе, где уже жила приехавшая несколько ранее Трубецкая. Помещение было таким тесным, что когда Мария лежала на своём матрасе на полу, «голова касалась стены, а ноги упирались в дверь» . На следующий день Мария отправилась в рудник, чтобы посмотреть то «место, где работает муж». Она, с разрешения сторожа, спустилась в шахту и увидела Давыдова, Борисовых и Артамона Муравьёва, передала им известия от родных и письма, которые привезла с собой .
Как считает биограф Марии Волконской Филин, её приезд спас мужа: к тому времени он был болен и совершенно пал духом. Подавленное состояние Волконского отмечали товарищи по заключению, не скрыл он его и от жены в своём письме, которое удалось отправить, несмотря на запрещение писать .
Дни Волконской и Трубецкой были заполнены хлопотами по хозяйству, их горничные, по настоянию заводского начальства, вскоре были отосланы в Россию: «наши девушки стали очень упрямиться, не хотели нам ни в чём помогать, и начали себя дурно вести, сходясь с тюремными унтер-офицерами и казаками» . Свидания с мужем были разрешены дважды в неделю. После работы Мария читала, музицировала (Зинаида Волконская в вечер прощания со своей невесткой тайком от неё распорядилась привязать к её кибитке клавикорды) или сидела на камне против тюрьмы, переговариваясь с мужем . Как писала позднее домой Мария, физическая работа была для неё средством отвлечься от печальных мыслей, чтение же, напротив, заставляло её воспоминать о прошлом. И Трубецкая, и Волконская вели за заключённых переписку (это не было запрещено), и, благодаря им, декабристы стали получать вести от родных и посылки. Денег не хватало, Марии удалось привезти с собой 700 рублей ассигнациями, у Трубецкой деньги кончились ещё быстрее, чем у Волконской. По свидетельству Розена , их родные первое время не знали, куда писать, кому адресовать посылки. Волконская и Трубецкая ели суп и кашу, «ужин отменили». Когда мужья узнали об их трудностях, они отказались от пищи, которую им присылали женщины . Позднее Волконские тянули с выплатой годового содержания невестке, которой не раз приходилось напоминать об этом родственникам мужа. Несмотря на стеснённые средства, Мария помогала простым заключённым и даже имела столкновение с Бурнашевым из-за того, что заказала несколько рубашек каторжанам .
В первое время Волконская надеялась, что муж поправится, и она сможет вернуться к своему Николино. Лишь позднее она осознала, что, скорее всего, останется в Сибири навсегда:
«Теперь я понимаю смысл предостережения, заключавшегося в словах Е<го> В<еличества> императора: „Подумайте же о том, что вас ждёт за Иркутском“ , и тысячу раз благодарю Бога, что не поняла их раньше: это только увеличило бы страдания, разрывавшие моё сердце. Теперь на мне нет вины перед моим бедным ребёнком; если я не с ним, то не по моей воле. Иногда я представляю себе, что почувствуют мои родители при этом известии; только в эти минуты мне бывает больно», - писала она А. Волконской .
В письмах из Благодатского к свекрови и золовке Мария постоянно обращается к состоянию Волконского (здоровье которого всё ещё было плохо). Другая важная для неё тема - сын: она тоскует по Николино и упорно напоминает, что мальчик должен вернуться «на следующую зиму» к Раевским. Её пугало влияние нездорового петербургского климата, а, кроме того, внук должен был заменить её родителям навсегда утраченную дочь. Однако Волконские так и не исполнили просьбы Марии: её сын продолжал жить у них .
Чита
Тяжёлым ударом стала для Марии смерть её сына, известие о которой она получила, вероятно, в марте 1828 года . Со временем ей становилось, как Мария сознавалась сестре Елене, только тяжелее: с каждым прошедшим днём она сильнее осознавала утрату. Волконская стала добиваться разрешения «разделить заключение» с мужем. Посодействовать в этом она просила свекровь и отца («Я замкнулась в самой себе, я не в состоянии, как прежде, видеть своих подруг…»). В лице свекрови в этом вопросе она нашла союзницу, отец же ей отказал. В 1829 году генерал Раевский писал дочери Екатерине: «Маша здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает по мнению Волконских и Раевского уже ничего не имеет, в подробности всего войти не могу и сил не станет». Он не собирался содействовать её сближению с мужем. Разрешение соединиться жёнам декабристов с мужьями было получено в мае 1829 года после ходатайства коменданта Лепарского , на его рапорте Николай I написал: «Я никогда не мешал им жить с мужьями, лишь бы была на то возможность» . Переселению в острог препятствовали лишь теснота и отсутствие семейных камер, но Мария проводила все дни рядом с мужем .
Последние месяцы жизни генерала Раевского были омрачены конфликтом с дочерью: он обвинял Волконских в ущемлении её имущественных прав, Мария Николаевна же была вынуждена защищать родственников мужа. Дело дошло до того, что Николай Николаевич перестал писать Марии. Через три месяца он помирился с ней, но дал понять, ссылаясь на состояние своего здоровья, что более делами дочери и её мужа заниматься не будет .
Весть о смерти отца, полученная, вероятно, в ноябре 1829 года, поразила Марию Николаевну: «мне показалось, что небо на меня обрушилось». Ей на некоторое время потребовалась помощь доктора, и, с разрешения коменданта, Ф. Вольф , сопровождаемый конвоем, навещал Волконскую .
10 июля 1830 года Мария Николаевна родила дочь. Девочка, названная Софьей, скончалась в тот же день и была похоронена на кладбище у храма Святого Архистратига Михаила .
Вспоминая через несколько лет о времени, проведённом в Читинском остроге, Мария писала матери о своём одиночестве, изоляции «от всех» в силу и характера, и сложившихся обстоятельств: «я проводила время в шитье и чтении до такой степени, что у меня в голове делался хаос, а когда наступили длинные зимние вечера, я проводила целые часы перед свечкой, размышляя - о чём же? - о безнадёжности положения, из которого мы никогда не выйдем» (письмо к С. А. Раевской от 1 декабря 1833 г.) .
Петровский завод
Летом 1830 года была построена постоянная тюрьма для декабристов в Петровском заводе (Нерчинский горный округ). В августе из Читы заключенные были отправлены в Петровск двумя партиями (первая вышла 7-го числа). Жёны декабристов выехали в завод на повозках, переезд (около 700 вёрст) занял 50 дней . Новая тюрьма, построенная на болоте, с камерами, в которых не было окон, произвела на всех тяжёлое впечатление. Женщины в письмах к родным и близким подробно (а, по мнению Бенкендорфа, даже преувеличивая) описывали каземат. Жёны декабристов вскоре обзавелись собственным жильём недалеко от тюрьмы, большей частью - на одной улице, которая стала называться Дамской (а также Барской и Княжеской). Мария Николаевна купила в Петровском заводе небольшой дом, находившийся в стороне от усадеб других женщин, довольно далеко от тюрьмы. По хозяйству ей помогала крестьянская девушка из имения Раевских Мария Мальнева, по своему желанию приехавшая в Сибирь . В конце сентября 1830 года жёны декабристов получили разрешение поселиться со своими мужьями «в особых отделениях со дворами». Волконские жили в камере № 54 - её обстановка знакома по двум акварелям Николая Бестужева .
24 июня 1835 года вышел указ об освобождении Волконского от заводской работы. В ожидании решения по месту поселения (чиновники медлили с его выбором: император Николай желал, чтобы Волконский жил отдельно от других декабристов) Волконскому было предписано жить в доме на Дамской улице. Весной 1836 года Сергей Григорьевич, давно страдавший ревматизмом, пережил его обострение. Волконским всей семьёй разрешено было выехать для лечения на Тункинские минеральные воды. Перед отъездом Мария Николаевна обратилась к Бенкендорфу с просьбой определить Волконским место поселения рядом с доктором Вольфом, «чтобы можно было пользоваться его медицинской помощью» . Разрешение переехать в Урик, где жил Вольф, было дано 7 августа того же года . Волконские задержались в заводе на зиму: надо было продать дома, потом заболели дети, лишь в конце марта 1837 года они прибыли в Урик .
На поселении
В Урике не нашлось подходящего дома для размещения всей семьи вместе со слугами, и на то время, пока шло его строительство, Волконские поселились в Усть-Куде . Окрестности Усть-Куды понравились Марии Николаевне, и она решила построить здесь небольшой летний домик, он был возведён и получил название «Камчатник». В «Камчатнике», в 8 вёрстах от Урика, Волконские проводили тёплое время года. Дом в Урике был готов к осени 1837 года. Кроме Волконских на поселении в Урике жили Вольф , М. Лунин , А. и Н. Муравьёвы , Н. Панов , в Усть-Куде (в восьми верстах от Урика) - А. и И. Поджио , П. Муханов , А. Сутгоф . На содержание Марии Николаевне из её денег выдавалось 2000 рублей ассигнациями (против 10 000 в Петровском заводе) в год. Она дважды пыталась добиться увеличения суммы: надо было учить детей, однако Петербург ей в этом отказал, так как «в Сибири учителей нет, а потому воспитание детей не требует расходов, а лишь одного попечения родителей» . Тем не менее, несмотря на недостаток средств, родителями было сделано всё, чтобы младшие Волконские получили достаточное домашнее образование: когда в 1846 году Михаил поступал в Иркутскую гимназию, он был зачислен сразу в 5 класс .
Весной 1839 года Николай Раевский-младший обратился к императору с просьбой поселить Волконского с семьёй на «восточных берегах Чёрного моря», исключительно, как подчёркивал он, ради сестры и её детей (зятю он никогда не простил его участия в тайном обществе). К ходатайству присоединился М. Воронцов , однако Николай I отказал Раевскому .
В феврале 1842 года в связи с бракосочетанием наследника император разрешил детей С. Волконского, С. Трубецкого, Н. Муравьёва и В. Давыдова принять в государственные учебные заведения с условием, что дети будут носить фамилии по отчеству отцов. Для Марии Николаевны было немыслимо расстаться с детьми, кроме того, Волконская считала, что они не должны ни в коем случае отказываться от имени отца. Муж «сдался» на её просьбы: в письме, направленном в III Отделение, он, не забыв поблагодарить императора, объяснял отказ тем, что здоровье сына слабо, дочь ещё мала, а его жена не в силах отпустить их в Россию .
Настоящие дружеские отношения связывали Марию Николаевну и Лунина. В его письмах и записных книжках многократно появляется имя Волконской, одно время он был сильно увлечён Марией Николаевной . В своих «Письмах из Сибири», адресованных сестре, но предназначавшихся им для публикации, Лунин посвящает отдельные послания двум женщинам, сыгравшим значительную роль в его жизни, - Наталье Потоцкой и «сестре по изгнанию» - Волконской . Известны слова Лунина о том, что его понимали только два человека - Никита Муравьёв и Мария Волконская .
В 1838 году, когда Лунину было запрещено год вести переписку, Волконская снова, как ранее в Петровском заводе, писала вместо него. Мария Николаевна вместе с мужем участвовала в прощании декабристов с Луниным, когда того после вторичного ареста в марте 1841 года везли в Акатуй . На этом свидании Лунину были переданы 1000 рублей ассигнациями, которые Волконская зашила в шубу . Позднее Волконская прислала Лунину в тюрьму под видом лекарства чернила и перья. Супруги тайно поддерживали связь с Михаилом Сергеевичем весь период его последнего заключения: известны 12 писем Лунина, адресованных Волконским и его сыну. Волконские сохранили произведения Лунина, в 1915 году их обнаружил внук Марии Николаевны и Сергея Григорьевича С. Волконский .
Поджио
Вероятно, что отношения супругов Волконских разладились из-за появления в жизни Марии Николаевны Александра Поджио . Известно, что уже в Петровском заводе Поджио обрёл на неё большое влияние. Окружающие знали об этом и объясняли по-разному: одни дружбой, другие любовной связью . Об этом писал Е. Якушкин своей жене в 1855 году:
«… как бы то ни было, она была одной из первых, приехавших в Сибирь разделить участь мужей, сосланных в каторжную работу. Подвиг, конечно, не большой, если есть сильная привязанность, но почти непонятный, ежели этой привязанности нет. Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про её жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь её - дети не Волконского» .
Поджио поддерживал связь с Волконскими и после амнистии 1856 года. Он некоторое время оставался в Сибири и безуспешно занимался предпринимательством. В 1859 году вернулся в Россию, бывал у Волконских, те принимали и его, и его жену (в 1850 году Поджио женился на классной даме иркутского института благородных девиц Ларисе Андреевне Смирновой, и, по слухам, Мария Николаевна была очень огорчена, узнав об этом браке). У супругов Поджио была одна дочь - Варвара. Волконские оказывали помощь семье Поджио, пытавшегося вернуть своё наследство. По приглашению Елены Сергеевны в 1861 году он взялся управлять имением внука Волконских Молчанова. В 1863 году, когда Мария Николаевна тяжело заболела, Александр Поджио и его супруга Лариса находились в Воронках, и оба ухаживали за ней вместе с Михаилом и Еленой Волконскими, и сестрой Софьей Раевской. Об этом Софья Раевская обстоятельно писала своей сестре Екатерине, и это письмо полностью сохранилось в архиве Раевских. В том же письме Софьи Раевской упоминается, как ждала Мария Николаевна своего супруга Сергея Григорьевича и невестку, которые не успели вернуться из Фалля (поместья её сватьи) .
В 1863-1864 годах Александр Поджио путешествовал по Европе со своей дочерью и с семьёй дочери Волконских. В 1868 году снова жил в Воронках, потом уехал в Италию , весной 1873 года, больной, вернулся в поместье Елены Сергеевны и умер у неё на руках. Завещал похоронить себя рядом с Волконскими .
В 1930-х годах литературовед О. Попова отметила, что в отлично сохранившемся архиве Волконских в Пушкинском доме нет писем Александра Поджио к Марии Николаевне, а только его письма к Сергею Григорьевичу и Михаилу Сергеевичу, причём относящиеся уже к периоду после смерти Волконской. Попова пришла к выводу, что письма были уничтожены либо самой Марией Николаевной, либо её родственниками уже после 1863 года . Попова также отметила «недоговоренность» в воспоминаниях Волконской там, где речь заходит о братьях Поджио, а тон писем Александра Поджио, адресованных Михаилу Волконскому, «напоминает родственную переписку». Публикуя новые архивные материалы, Попова уточняла, что раскрытие характера Марии Николаевны и обстоятельств её жизни затруднено несколькими обстоятельствами: тем, что её письма перлюстрировались, что вынуждало Волконскую быть сдержанной в переписке; тем, что семейная жизнь супругов сложилась неудачно; а также «ответственностью перед общественным мнением», стремлением Волконской поддержать репутацию «достойной и безупречной спутницы декабриста» .
В 1989 году Н. Матханова, изучившая существующие материалы в процессе работы над изданием мемуаров и переписки А. Поджио, пришла к выводу, что гипотеза О. Поповой не имеет документального подтверждения: «Но ни одного не только прямого указания, но и намёка на особый характер отношений А. В. Поджио и М. Н. Волконской не обнаружено. Никаких прямых утверждений в воспоминаниях и письмах декабристов, их родных и друзей, по словам Матхановой, также не найдено. Версия О. И. Поповой не может считаться доказанной» .
Михаил Филин отмечает, что истинный характер отношений между Волконской и Поджио, скорее всего, никогда не будет прояснён, так как их переписки более не существует.
Иркутск
В январе 1845 года Мария Николаевна получила разрешение поселиться в Иркутске с детьми. Через два года она добилась права проживать в Иркутске для Волконского . Сергей Григорьевич, серьёзно занимавшийся сельским хозяйством, часть времени проводил в Урике и «Камчатнике» .
В Иркутске у Марии Николаевны произошло два столкновения с местными властями из-за посещения ею публичных мероприятий. После того, как Волконская с дочерью побывала в иркутском театре, вышло постановление, запрещающее «жёнам государственных преступников посещать общественные места увеселений». А на вечере в Иркутском девичьем институте Марии Николаевне пришлось выслушать «неприятное замечание» от гражданского губернатора Пятницкого. Она пожаловалась сестре Екатерине, и та обратилась к А. Орлову, который, напомнив, что Волконская преступлений не совершала и последовала за мужем добровольно, советовал Руперту обращаться с ней «возможно снисходительнее». Однако последний настаивал, что жёны и дети государственных преступников не должны появляться в публичных местах и учебных заведениях «для воспитания юношества предназначенных» . Волконская открыла в Иркутске свой салон. По воспоминаниям Н. Белоголового :
«…княгиня Марья Николаевна была дама совсем светская, любила общество и развлечения и сумела сделать из своего дома главный центр иркутской общественной жизни. <…> Зимой в доме Волконских жилось шумно и открыто, и всякий, принадлежавший к иркутскому обществу, почитал за честь бывать в нём, и только генерал-губернатор Руперт и его семья и иркутский гражданский губернатор Пятницкий избегали, вероятно из страха, чтобы не получить выговора из Петербурга, появляться на многолюдных праздниках в доме политического ссыльного» .
С конца сороковых годов здоровье Марии Николаевны ухудшается, в одном из писем в Россию (10 мая 1848 года) она подробно описала длительные припадки, которые случались с ней от пребывания на холоде или даже просто на свежем воздухе летом. Доктор запретил Марии Николаевне покидать дом, и она «совершенно утратила привычку быть на воздухе» .
Не все одобряли образ жизни Волконских, а их сближение (также как и Трубецких) с семьёй нового генерал-губернатора Н. Муравьёва , в отличие от своего предшественника лояльно относившегося к декабристам, дало новую пищу для критики. Соперничество двух салонов - Волконской и Трубецкой - способствовало охлаждению отношений между бывшими подругами. Позднее же Мария Николаевна и Екатерина Ивановна серьёзно поссорились: Трубецкая, зная, что Волконская собиралась купить дачу Цейдлера, тем не менее приобрела её для себя .
Последний период пребывания в Иркутске был омрачён семейным несчастьем дочери Марии Николаевны. Около года Волконская боролась с мужем, бывшим против брака Елены с чиновником при генерал-губернаторе Восточной Сибири Д. Молчановым. Решение Марии Николаевны отдать дочь за человека, имевшего репутацию игрока и склонного, как утверждали знавшие его, к «мерзостям», рассорило её с большей частью декабристов. Её поддерживали лишь генерал-губернатор и его жена (дочь не противилась воле матери). Княгиня в конце концов одержала верх, и Елена Волконская вышла замуж за Молчанова 15 сентября 1850 года . Молодые почти сразу, не испросив «разрешения высшего начальства», уехали в Россию и жили в Петербурге «на широкую ногу». Возвратившись в Иркутск, Молчановы поселились в доме Волконских, у них родился сын, названный Сергеем. По воспоминаниям О. П. Орловой , женитьба благотворно повлияла на Молчанова, и он оставил свой прежний «сомнительный образ жизни» .
В конце 1852 года Мария Николаевна получила известие о смерти своей сестры Елены, почти в то же самое время заболел её зять. Елена Сергеевна увезла мужа в Россию на лечение. Вскоре Молчанов был обвинён в получении взятки от одного из чиновников, было начато следствие .
Последние годы
Д. В. Молчанов умер 15 сентября 1857 года, судебное разбирательство продолжалось и после его смерти, в итоге он был полностью оправдан . Весной 1858 года с дочерью и внуком Мария Николаевна выехала за границу на воды. За границей Елена Сергеевна вышла замуж вторично - за дипломата Николая Аркадьевича Кочубея (младшего из сыновей А. В. Кочубея), и на этот раз брак оказался счастливым. В Ницце к семье присоединился С. Волконский, которому было позволено покинуть на несколько месяцев Россию для лечения. Волконские побывали в Риме, где Мария Николаевна посетила могилы матери и сестры Елены. В Риме состоялась помолвка Михаила Волконского с Елизаветой Волконской , свадьбу они сыграли в Женеве 24 мая 1859 года, и Мария Николаевна присутствовала на церемонии. Вместе с Кочубеями она возвратилась в Россию, жила в поместье Воронки в Черниговской губернии, принадлежавшем Кочубею. Там Елена Сергеевна 9 августа 1859 года родила сына Александра. Здоровье Марии Николаевны было расстроено, болел и Сергей Григорьевич. Волконская снова побывала за границей в Виши , потом в Париже и в Женеве. Возвратившись, Мария Николаевна снова обосновалась в Воронках. В августе 1861 года внезапно скончался сын Елены Сергеевны Александр, от этой утраты Мария Николаевна уже не оправилась. Её состояние всё ухудшалось, последнее время за ней ухаживали дочь и Поджио с женой, которых вызвали в Воронки. Сергей Волконский был прикован к постели приступом подагры в эстляндском имении Фалле , впоследствии он очень сожалел, что не успел проститься с женой. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года и была похоронена в Воронках .
Дети
- Николай (2 января 1826 - 17 января 1828);
- Софья (р. и ум. 1 июля 1830);
- Михаил (10 марта 1832 - 7 декабря 1909);
- Елена (28 сентября 1835 - 23 декабря 1916)
- в первом браке (15.09.1850) Молчанова,
- во втором (осень 1858) - Кочубей (в браке сын Михаил),
- в третьем - Рахманова.
М. Н. Волконская в искусстве
Марии Николаевне посвящены стихи А. Одоевского («Кн. М. Н. Волконской» («Был край, слезам и скорби посвящённый…», 1829)) и В. Кюхельбекера («Марии Николаевне Волконской»). Зинаида Волконская, никогда, после декабря 1826 года, уже больше не видевшаяся с Марией Николаевной, посвятила ей одну из своих новелл, романтическое «стихотворение в прозе» на французском языке. Новелла вошла в сборник сочинений Зинаиды Волконской, изданный в 1865 году в Париже :
«Отражение твоего образа останется в моей душе. Мой взор ещё видит тебя: твой высокий стан встает передо мной, как высокая мысль, и твои грациозные движения как будто сливаются в ту мелодию, которые древние приписывали небесным звёздам».
Волконская и Пушкин
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Мария Николаевна считала, что в юности вдохновила Пушкина на создание знаменитых строк из первой главы «Евгения Онегина » (на врезке справа ) . По мнению пожилой мемуаристки, Пушкин, наблюдая во время путешествия на юг за её детской игрой с волнами, излил свою тайную любовь в тексте романа. Это суждение мемуаристки некритично воспроизводится во многих популярных книгах о Пушкине. Так, М.Филин в современной биографии Волконской выдвигает гипотезу, что Мария была безответно влюблена в Пушкина, стала прототипом Татьяны Лариной , а эпизод с письмом Татьяны Онегину якобы имеет под собой биографическую основу и произошёл осенью 1823 года в Одессе, во время пребывания там Раевских .
В советское время версия о любви Пушкина к Марии Раевской обрела огромную популярность, так как совпала с господствующим направлением в пушкинистике, представляющим поэта последовательным противником царского режима. Любовь к женщине, ставшей олицетворением оппозиции самодержавию, жене декабриста, последовавшей за ним в ссылку, выглядела «идеологически оправданной» (В. Есипов) . В разных публикациях Марию Раевскую-Волконскую называли адресатом и вдохновительницей таких его стихотворений, как «Редеет облаков летучая гряда…» (1820), «Таврида» (1822), «Ненастный день потух…» (1824), «Буря» («Ты видел деву на скале…»), «Не пой, красавица, при мне» и «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» Эта версия восходит к трудам П. Е. Щёголева , провозгласившего Марию «утаённой любовью» поэта, к которой он обращался в своём посвящении, предваряющем «Полтаву ». Предположение основывалось на стихотворной строке из черновика посвящения («Сибири хладная пустыня» ), что, по мнению Щёголева, указывало на Волконскую, находившуюся в 1828 году в Чите. Иных документальных обоснований этой версии нет.
Щёголеву возражал М. Гершензон , обративший внимание на недопустимость выводов, основанных на анализе всего лишь одной, вырванной из контекста строки, а также на то, что Щёголев оставил без внимания черновики самой поэмы, указывающие на сильное увлечение автора Анной Олениной . Скептически восприняли версию о том, что Раевская-Волконская была тайной многолетней любовью Пушкина, такие пушкинисты, как
История России знает немало удивительных женщин, чьи имена остались не только на страницах скучных учебников, но и в памяти народной. Одна из них - Мария Волконская. Она - правнучка М. В. Ломоносова, дочь героя войны 1812 г. и
Княгиня Мария Волконская: краткая биография
6 января 1807 г. у генерала Николая Раевского и его жены Софьи родилась дочь Машенька. Семья была большая (шестеро детей) и дружная, несмотря на вспыльчивый характер матери и суровость отца. Сестры любили музицировать, а Мария прекрасно пела, и в доме часто бывали гости. В том числе и А. С. Пушкин, который даже какое-то время был влюблен в шестнадцатилетнюю Машеньку.
Зимой 1825 года Марию выдают замуж за 37-летнего князя Сергея Волконского. Не по любви, но и не насильно.
С вечно занятым мужем она виделась редко, даже первенца своего рожала вдали от супруга. А об участии князя в заговоре узнала уже после неудавшегося восстания. После суда над мужем Мария Волконская добилась разрешения последовать за ним в Сибирь. Поступок этот не приняла ее семья, но со временем даже суровый отец отнесся к нему с пониманием.
Сопровождая своего мужа по разным острогам, Мария Николаевна жила на Благодатном руднике, в Чите, на и Иркутске, потеряв в этих скитаниях нескольких детей.
Воспитанная в благополучном и обеспеченном семействе, княгиня Мария Волконская, жена декабриста, мужественно переносила тяготы жизни каторжан, никогда не жаловалась, поддерживала супруга и воспитывала детей. Тех, которые выжили.
30 долгих лет провела она с мужем в Сибири и вернулась на родину только в 1855 году. В 1863-м Мария Николаевна скончалась от болезни сердца в имении дочери в селе Воронки, а через год рядом с нею был похоронен и ее муж.
Характер, подобный стали
Княгиня Мария Волконская - одна из тех сильных и несгибаемых личностей, которые даже через века не перестают восхищать и вызывать уважение. Характер ее отличает сильная воля и стремление следовать своим идеалам, не склоняясь ни перед чем.
Выросшая в тепличных условиях, под крылом сурового, но заботливого и любящего отца, Мария Николаевна, оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, не смирилась, не подчинилась мнению света и воле родных.
Узнав об аресте мужа, только что оправившаяся от тяжелых родов Мария категорически отвергла предложение отца расторгнуть брак с князем и поехала в Петербург, рассчитывая увидеться с супругом. Этому препятствовали все ее родственники, а письма к мужу перехватывали и вскрывали. Несколько раз брат Александр пытался увезти ее из Петербурга, но уехала Волконская, только когда заболел сын.
А после суда, на котором князь Волконский был приговорен к ссылке и каторжным работам, Мария обращается к царю с просьбой разрешить ей сопровождать мужа. И когда разрешение было получено, ее не удержали ни угрозы отца, ни проклятие матери. Оставив своего первенца у свекрови, Волконская уезжает в Сибирь.
Это была настоящая борьба, которую вела 18-летняя девушка за право быть со своим мужем не только в радости, но и в горе. И Мария Николаевна выиграла эту борьбу, несмотря на то, что от нее отвернулась даже мать, не написавшая ей в Сибирь ни строчки. И если Николай Раевский в конце своей жизни смог оценить поступок дочери, то мать ее так и не простила.
«Во глубине сибирских руд…»
Сейчас трудно даже представить, как можно проехать сотни миль зимой в кибитке. Но Волконскую не пугали ни морозы, ни убогие постоялые дворы, ни скудное питание, ни угрозы губернатора Иркутска Цейдлера. А вот вид своего мужа в рваном тулупе и оковах потряс, и Мария Николаевна в душевном порыве опускается перед ним на колени и целует кандалы на ногах.
Раньше Волконской в Сибирь к мужу приехала Екатерина Трубецкая, которая стала Марии и старшей подругой, и соратницей. А затем к этим двум женщинам присоединились еще 9 жен декабристов.
Не все они были знатного происхождения, но жили очень дружно, и дворянки с охотой учились у простолюдинок житейским премудростям, ведь зачастую они не умели самого элементарного - испечь хлеб или сварить суп. А как потом радовались стряпне своих жен декабристы, которых согревал и поддерживал жар души этих женщин.
В недавнем прошлом изнеженная аристократка Мария Волконская сумела завоевать любовь даже у местных крестьян и простых каторжан, которым помогала, часто тратя последние деньги.
А когда ссыльным разрешили переехать в Иркутск, дома Волконских и Трубецких стали настоящими культурными центрами города.
По зову сердца или по велению долга?
Есть множество статей и книг, посвященных этой удивительной женщине, которая была не только самой молодой среди жен декабристов, но и одной из первых, решившихся на столь неординарный по тем временам поступок. Однако не только этим интересна Мария Волконская, биография которой до сих пор привлекает внимание исследователей.
Существует распространенное мнение, что Мария Николаевна своего мужа не любила. Да и не могла любить, так как до свадьбы была с ним едва знакома, а после в течение года жила вместе с князем от силы три месяца, да и тогда редко видела его.
Что же тогда побудило Волконскую принести в жертву свое благополучие и жизни будущих детей? Только чувство долга перед супругом?
Есть и другая точка зрения. Мария Волконская, если и не любила мужа в первое время, то потом уважение и даже преклонение перед ним переросло в любовь. Говоря словами Шекспира: «Она его за муки полюбила…»
А возможно, прав известный культуролог считавший, что жены декабристов - рафинированные дамы, выросшие на любовных романах и мечтавшие о подвигах во имя любви - именно так воплотили в жизнь свои романтические идеалы.
«Записки Марии Николаевны Волконской»
По возвращении домой княгиня Волконская рассказала о своей жизни в Сибири в «Записках». Они были написаны на французском языке и предназначались исключительно сыну Михаилу.
После смерти матери он не сразу решился их обнародовать, но все же перевел на русский язык и даже читал отрывки Н. А. Некрасову. Записи произвели на поэта очень сильное впечатление, он даже плакал, слушая о жизни каторжан и их жен.
Оценка современников и потомков
К действиям декабристов, решивших выступить против освященной традициями царской власти, можно отнестись по-разному. Но поступок 11 их жен, отправившихся вслед за осужденными мужьями в далекую и страшную Сибирь, безусловно, достоин уважения.
Уже в XIX веке прогрессивные члены общества наделяли этих женщин чуть ли не ореолами святых. Н. А. Некрасов именно им посвятил свою поэму «Русские женщины», в которой нашли отражения реальные события, описанные Марией Волконской.
В XX веке о женах декабристов писали научные и художественные книги, снимали фильмы, им ставили памятники, например, в Чите и в Иркутске.
Мария Волконская, биография которой нашла отражение в «Записках», и до настоящего времени остается самой яркой фигурой среди жен декабристов благодаря своей молодости и удивительно сильному цельному характеру.
Мария Николаевна Волконская (урождённая Раевская) (25 декабря 1805 – 10 августа 1863, с. Воронки Черниговской губернии) - княгиня, жена , мемуаристка.
Биография
Родилась в семье героя Отечественной войны 1812, генерала Н. Н. Раевского. По матери приходилась правнучкой М. В. Ломоносову.
Получила хорошее домашнее образование. 11 января 1825 вышла замуж за . После приговора добилась разрешения на отъезд в Сибирь и выехала, несмотря на сопротивление семьи и запрет взять с собой сына. Прибыв в январе 1827 в , остановилась в доме городского головы, купца Е. А. Кузнецова.
В Благодатском руднике, Чите и Петровском Заводе М.Н. Волконская, как могла, старалась облегчить участь мужа и его товарищей: писала письма от имени каторжников, вносила крупные суммы в декабристскую артель, выписывала книги и периодические издания, участвовала в концертах, устраиваемых в каземате.
В 1836 семья (у Волконских было двое детей) поселилась в с. Урик, в 18 верстах от . В 1845 в связи с необходимостью обучения сына в ирк. гимназии В. разрешили переехать в город, а позже туда перебралась вся семья. Из Урика был перевезен двухэтажный дом (сейчас в нем ). Дом Волконских стал настоящим культурным центром . Здесь впервые в городе ставились домашние спектакли (например, «Недоросль» Фонвизина), устраивались концерты, литературные чтения. По окончании гимназии сын, Михаил Волконский, стал чиновником особых поручений при генерал-губернаторе . В 1850 М.Н. Волконская против воли мужа выдала дочь Елену за иркутского чиновника Молчанова (замужество это оказалось неудачным). Таким образом М.Н. Волконская обеспечила им возможность возвращения в Россию.
Вернувшись на родину, М.Н. Волконская написала воспоминания о пережитом. Ее «Записки» послужили исходным материалом для поэмы Н. А. Некрасова «Русские женщины». Похоронена в с. Воронки Черниговской губернии, принадлежавшем второму мужу дочери. Могила сохраняется.
Сочинения
- Записки княгини М. Н. Волконской. - СПб., 1914.
- Записки М. Н. Волконской. - М., 1977.
Литература
- Калугин Ю. А. Жена декабриста. - Киев, 1963.
- Сергеев М. Д. Несчастью верная сестра. - Иркутск, 1978.
- Филин М. Мария Волконская: «Утаенная любовь» Пушкина. - М., 2006.
Волконская Мария Николаевна
"Вот самая замечательная Женщина из всех, которых я когда либо знал..."
(Генерал Николай Раевский, умирая, о своей дочери.)
Любовь - готовность сделать для Любимого все, что только возможно сделать..
(Из частного разговора).
Мария Николаевна Волконская (урождённая Раевская)
Художник Николай Александрович Бестужев
Живописный портрет Марии Николаевны Раевской (кисти неизвестного художника первой половины XIX века
Тайну этой Женщины, загадку ее Характера, Любви, Судьбы, Жизни пытаются разгадать уже несколько поколений историков и просто любителей старины.
Имя княгини Марии Николаевны Волконской, урожденной Раевской, дочери Генерала и жены Генерала - декабриста, стало таким легендарным, так прочно связано с историей России, что никогда не будет забыто.
В любом, даже самом плохом учебнике, останутся его инициалы. Но будет ли понятен до конца Путь той, что скрывалась за тремя буквами "кн.М.Н.В" украшавшими листки ее длинных писем, посылаемых родным и друзьям из Сибири? Разгадан ли будет смысл этого подвига - тихого и сдержанного, подвига почти всей жизни, оплаченного смертью первенца, разлукой с любимым отцом, слезами и проклятьями матери, холодом сердец родных сестер и брата, уходом других детей --только двое выжили в ледяном плену Сибири - Михаил и Елена, - ранней сединой и подорванным здоровьем? Подвига во имя Любви, Долга, Чести, Благородства: Во имя уважения? Преклонения? Во имя самой себя? Или, наконец, ради "дурацких романтических идеалов" и воплей "Волконских баб" (генерал Раевский)? Попробуем, если не разгадать - на это не хватит и ста страниц - , то хотя бы попытаться приподнять завесу загадки.
Мария Николаевна Раевская
Мария Николаевна родилась в семье, овеянной легендами. Ее мать Софья Алексеевна, женщина высокая, стройная, с огромными продолговатыми черными глазами, греческим строгим профилем, была властной и вспыльчивой, порывистой, способной мечтать и увлекаться, но смиряла свой темперамент (играла греческая кровь прадедов по отцу!) перед строгой и разумной властностью сперва матери -Елены Михайловны, дочери великого ученого, которого Сонечка в живых не застала, но хорошо знала по рассказам, и которым гордилась, а потом и мужа, Николая Николаевича. Семья была большая, дружная, с почти патриархальным укладом,- за стол не садились, пока не сядет отец, и не начинали еды без его молчаливого кивка.
Софья Алексеевна Раевская (1769-1844),Боровиковский Владимир Лукич
Портрет Н. Н. Раевского работы Дж. Доу. Военная галерея Зимнего Дворца
Все дети Софьи Алексеевны родились в походных, бивуачных условиях, она всюду сопровождала мужа. Так что скромность и непритязательность в быту были родовыми чертами всех Раевских.
Конечно, семья профессионального военного, полковника, а затем и генерала, командующего батареей,отмеченного наградами и пристальным вниманием Государя императора, ни в чем не нуждалась: было имение под Москвой, обширные поместья на Украине (под Киевом), на лето ездили отдыхать в Крым, на Кавказ и - за границу, к детям приглашали лучших учителей. Елена говорила по- английски лучше своей гувернантки, уроженки Альбиона, и читала в подлиннике не только Байрона, но и старинного Шекспира, а Машенька, черноволосая и черноглазая, любимица отца, заливалась соловьем с утра до вечера: педагог - итальянец, приглашенный из Рима, не жалел времени на то, чтобы правильно поставить и сформировать чудный голос синьорины Марии, данный ей щедрою природой!
Елена Николаевна Раевская. Художник А. Лагрене. 1821 г.
Мария Николаевна Раевская (Волконская) неизв. худ. нач. 1820-х
Но самым отличительным, самым главным в семье Раевских было их человеческое радушие, их внимательно -бережное отношение к окружающим, их искренность, и та атмосфера любви, которая царила в семье.
Сестры смеялись и музицировали беспрестанно!
Катенька и Маша, старшие, не сговариваясь, дружно опекали слабую и хрупкую, вечно кашлющую, Леночку, и совсем малышку Софью.
Леночка следила за горячим кофе для устававшего отца и серьезного, вечно нахмуренного, брата Александра, решавшего важные философские вопросы и горячо спорившего о чем то с младшим, Николенькой, любимцем семьи.
Александр, в свою очередь, давал хохотушкам - сестрам уроки рисования и французского, сопровождал на прогулках - обязанности в семье были разделены весьма строго!
Алекса́ндр Никола́евич Рае́вский (1795—1868)
Учились постоянно и прилежно чему то друг у друга, шутили друг с другом и незлобно бранили друг друга.. А по вечерам в тайных дневниках - муаровых тетрадях с золотым тиснением записывали впечатления от спора, шутливой перебранки, прочитанной книги или музыкальной пьесы, сыгранной после чая в гостиной. Мнения были разными, привычка вести дневник и писать содержательно и ясно излагая мысли, равно хорошо владея сразу несколькими языками, - у всех одинаковая. Здесь сказалось дисциплинирующее влияние отца. В прочие девичьи планы и грезы он не вмешивался, справедливо полагая, что лучший друг дочерям - их мать!
Отцовское начало больше ложилось на души дочерей, и не было не столь заметно, как материнское.. Исподволь: опека, интерес к внутреннему миру, чувство защищенности и высокое горение Духа.
Вот несколько строк о Николае Николаевиче, сказанных молодым еще Пушкиным, во время его пребывания на Кавказе. Пушкиным, который долго, страстно и упорно искал и желал обрести (до самой кончины, наверное!), чувство, что можно обозначить одним емким словом - "дом". В семье Раевских поэт понял и прочувствовал точное, истинное его значение. Брату, Льву Сергеевичу, он писал:
" Мой друг, счастливейшие минуты жизни провел я посереди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасного душой, снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник двенадцатого года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества".
Николай Горлов. Пушкин в семье Раевских
Мария в юности была пылким и очень впечатлительным человеком, непосредственным и живым.Она мало говорила о своем детстве в сибирских воспоминаниях, горе научило ее быть сдержанной, но описание живого и впечатлительного ребенка, сквозь снисходительную улыбку далекому времени, осталось:
"Во время путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с сестрой Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала забавляться тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от нее...".
Пушкин и Раевская в Гурзуфе,Айвазовский
Поэт рифмовано переложил это так:
Я помню море пред грозою.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
Пушкин и графиня Раевская у моря близ Гурзуфа и Партенита - Иван Айвазовский
Позже, умудренная жизнью и сердечным опытом, княгиня Мария Николаевна написала проницательно: " Пушкин многими увлекался, но, в сущности, никого не любил, кроме своей Музы": Но тогда, пятнадцатилетней барышней, путешествуя в Гурзуф, с семьей, заметила ли она восторженное отношение поэта? Была ли им польщена?.. Очарована, как впечатлительный и пылкий ребенок? Думается, да, если сохранила в своем сердце память об этих строках на всю жизнь, и считала их по праву принадлежащими лишь ей, хотя отлично знала, что поэтический гений непостоянен и капризен, а образ стихотворный часто состоит из многого: увиденного, услышанного, мимолетного, порою, и выдуманного!
Поэт А.С. Пушкин и Раевская на южном берегу Крыма
Ей было лишь пятнадцать лет, но она уже понимала и ощущала многое. Словно чувствовала, что повзрослеть придется рано. Она увлеченно и серьезно читает, совершенствуется в искусстве пения и покоряет сердца на первых балах! И спешит, спешит: впечатления, письма, книги,ноты, рисунки, заученные и переписанные в альбом стихи.
Есть мнение, что Мария Раевская вышла замуж не по любви, а по настоянию родных. Генерал Раевский хотел для дочери блестящей и безбедной жизни, его прельстил титул жениха - князь Волконский, несмотря на молодость -37 лет - уже был ветераном войны, генерал - майором, напрекрасном счету у Государя, принадлежал к знатнейшей в России фамилии (корни идут от Рюриковичей) имел, огромные связи при дворе: мать Александра Николаевна, фрейлина Императрицы Марии, статс дама Двора!
Портрет С.Г. Волконского 4-го
работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Боровиковский В. Л. Портрет князя Г.С.Волконского, 1806
Александра Николаевна Волконская (1757—1834), статс-дама, дочь Н.В.Репнина и Н.А.Куракиной, была замужем за Григорием Семёновичем Волконским (1742—1824).
И было, наконец, просто желание слить два огромных состояния: Спорить как - то не очень хочется, легенда давно сложилась и устоялась, однако есть противоречия даже в очевидном.
Княжеский титул: Блестящее положение. Связи при дворе. Но все это имелось в избытке и у графа Густава Олизара, предводителя дворянства Киевской губернии. Он сватался к Марии Николаевне, получил отказ, да не родных, а ее самой, решительный и упорный.
Значит,все - таки, богатство и титулы в семье Раевских при замужестве и женитьбах во главу угла не ставились!
Сердечная склонность и самостоятельное решение были важнее. Сердце Марии Николаевны пока молчало, и граф Олизар принял отказ. Был смертельно огорчен, тосковал писал стихи, но настаивать не смел!
М. Раевская. Ханс Яков Эри. Литография по акварели П. Соколова
Много позднее в своих воспоминаниях, убеленный сединами граф свидетельствовал: "Нельзя не сознаться, что если во мне пробудились высшие, благородные, оживленные сердечным чувством стремления, то ими во многом я обязан любви, внушенной мне Марией Раевской. Она была для меня той Беатриче, которой, было посвящено поэтическое настроение, и, благодаря Марии и моему к ней влечению, я приобрел участие к себе первого русского поэта и приязнь нашего знаменитого Адама (Мицкевича)".
А "Беатриче" Раевская 11 января 1825 года вышла замуж за князя Сергея Григорьевича Волконского. Он ездил в дом Николая Николаевича давно, часто, и как бы "ненароком", попадая на те вечера, когда Мария пела. Останавливался неподалеку от рояля и, бывало, весь концерт так и стоял, спиною прислонившись к колонне, и слушая руллады Марии.
Эль Pintor Chileno Фрай Педро Subercaseaux Errazuriz (1880-1956)
Юная певица была лет на двадцать его моложе, а Сергей Григорьевич получил строгое, церемонное, скажем так, воспитание в католическом пансионе, может быть, лишь этим и объясняется, что предложение Марии Николаевне князь осмелился сделать только через ее отца и в письменной форме? Чтоб не так больно было при отказе? (Кстати, в далеком и непонятном для нас 19 столетии, такая форма сватовства была более, чем обычна, и свидетельствовала лишь об уважении к избраннице и ее родителям, не более - автор.)
Сам Сергей Григорьевич вспоминал об этом так: "Давно влюбленный в нее, я, наконец, решился просить руки ее".. И далее, интересное продолжение:"Я положительно высказал Орлову,* (Друг Волконского, генерал М.Ф.Орлов, муж старшей сестры Марии Николаевны, Екатерины, впоследствии принимал участие в восстании - автор.) что если известные мои сношения и участие в тайном обществе будут помехой в получении руки той, которую безмерно люблю, хотя скрепя сердце, я лучше откажусь от этого счастия, нежели изменю своим убеждениям." (С.Г. Волконский. Записки.)
Портрет М.Ф. Орлова работы А.−Ф. Ризенера.
Екатерина Николаевна Орлова, ур. Раевская (1797-1885)
Выходит, генералу Раевскому все было известно о будущей трагедии, но тем не менее, он не отказал Волконскому и благосклонно воспринял сватовство. Благородство характера и сердца были для храбрейшего генерала всего важнее. Он знал по собственному опыту, что последние два качества подобны величайшей драгоценности и прекрасны для оправы любой Судьбы.
Николай Николаевич вызвал Марию к себе в кабинет, дал прочесть письмо от князя на безупречном французском, а когда ошеломленная дочь подняла на него глаза: "Папа, я ведь его совсем не знаю!" - с улыбкой махнул рукой:"А кто ж тебя торопит? У Вас будет время подружиться.. Князь прекрасный человек. Ступай, Машенька!" Генерал отлично знал дочь.
Не чувствуй она к Волконскому сердечного, душевного влечения, ответила бы не тихой растерянностью, сиянием глаз и с трудом сдерживаемой улыбкой, а как то иначе, более решительно, резко, как и Густаву Олизару. В тот же вечер генерал написал Волконскому, что дочь его согласна, и можно считать их помолвленными.
Официально помолвку отпраздновали большим балом, на котором собралось все семейство Раевских - Волконских. Там Мария впервые познакомилась со своей свекровью, важной кавалерственной особой, стас - дамой Двора Его Величества, сестрами будущего мужа. Хрупкая, тоненькая, черноглазая Мария очаровала новую родню, а когда запела, то тонная свекровь и вовсе впала в восторг, и целый вечер только без умолку и говорила о том, что "Marie - это бриллиант, которому ее cher Serge, сумеет дать достойную оправу, и что невестку непременно нужно будет показать княгине Зинеиде*, такой соловей,конечно же, должен увидеть итальянское небо!" (З.А. Волконская - жена двоюродн. брата С.Г.Волконского, княгиня, покровительница искусств и талантов. Певица, композитор, драматург. Большую часть жизни провела за границей, в Италии. Личность, легендарная для русской истории и культуры.- автор).
Портрет З.А.Волконской,художник Кипренский О.А., 1829 г.
Княгиня Александра Волконская светски - восторженно ахала даже тогда, когда, во время танца с женихом, на Марии загорелось платье. (Танцуя сложную фигуру мазурки, она нечаянно задела краем одежды столик с каделябрами, и одна из свечей опрокинулась.) Стараниями жениха, отца и братьев серьезное несчастье удалось предотвратить, но платье пострадало довольно сильно, да и Мария порядком испугалась! Ей (и другим гостям тоже!) все это показалось очень дурным предзнаменованием.
Серге́й Григо́рьевич Волко́нский
Сергей Григорьевич, как мог, стремился успокоить невесту, не отходя от нее весь вечер, отвлекая рассказами о заграничном походе 1815 года, взятии Парижа, и постепенно тяжелое впечатление как то сгладилось, а наутро и вовсе забылось: отвлекли предсвадебные хлопоты. Если б она могла угадывать судьбу то поразилась бы, какими зловеще правдивыми вскоре станут предзнаменования, которые ее отец и жених, смеясь, называли успокоительно "глупым суеверием"!
11 января 1825 года Мария вышла замуж, обустраивала свой новый дом, хлопотала, выписывая занавеси из Парижа, ковры и хрусталь из Италии, беспокоится о каретах и конюшне, прислуге и новой мебели.
Портрет княгини М. Н. Волконской
"Дорогая Катенька! Ты пишешь о своих занятиях по хозяйству, что сказала бы ты, видя, как я хожу каждый день на кухню, чтобы наблюдать за порядком, заглядываю даже в конюшни, пробую еду прислуги, считаю, вычисляю, я только этим и занята с утра до вечера и нахожу, что нет ничего более невыносимого в мире.
Если папа в Киеве - умоляй его приехать к нам, я все приготовила к его приезду, велела повесить занавески и меблировать комнаты, так же, как в помещении Орловых и братьев. Приезд их для меня был бы праздник, особенно Александра. Как я была огорчена тем, что он отказался от этого путешествия. M-mе Башмакова все время восхваляет его и тебя. Она как нельзя более предупредительна и должна считать меня очень угрюмой, так как я вообще совсем не любезна от природы, а теперь меньше, чем когда-либо ".
Одесса 1837 г.
Варвара Аркадьевна Башмакова, жена полковника Башмакова, чиновника особых поручений при графе М. С. Воронцове, опекала молодую жену Волконского. Это письмо довольно подробно раскрывает состояние Марии Николаевны. От полной беззаботности, от жизни, которая, казалось бы, только в том и состояла, чтобы получать радости и удовольствия, восемнадцатилетняя девушка вдруг погрузилась в круг ежедневных забот. А вот письмо из Умани брату Николаю: "Дорогой Николай, приезжай к нам, как только сможешь, мы здесь очень одиноки (у Марии Николаевны гостит ее сестра Софья.), погода отвратительная, нет возможности выходить, и мы заперты в трех маленьких комнатах, так как дом еще не готов ..."
Портрет полковника Н. Н. Раевского-мл., худ.неизв.
Волконского нет, он на учениях. И вся эта грусть и хандра вполне естественны. Но в письмах за чередой грустных ноток проскальзывает уже и некоторая гордость за свое новое положение хозяйки дома. Мария Николаевна об этом не забывает, сообщая сестре и о кухне, и о конюшне, и о прислуге, и о денежных счетах. Так что, словам о невыносимости менее всего стоит доверять. И сообщение брату о новом доме - тоже черточка нового облика. Формировался будущий характер княгини Волконской, сиятельной каторжанки, сдержанной и пылкой одновременно!
Соколов Петр Федорович. Портрет Волконского Сергея Григорьевича.
Мужа она видела мало, он был поглощен какими - то своими делами, приходил домой поздно, усталый, молчаливый. Через три месяца после свадьбы молодая княгиня вдруг серьезно заболела. Слетевшееся к постели доктора определили начало беременности, тотчас строго запретили петь и отправили хрупкую будущую мать в Одессу, на морские купания. Ее сопровождали близкие - сестра и мама.
Князь Волконский остался при своей дивизии в Умани, а если иногда приезжал, то больше расспрашивал жену, чем говорил сам. Мария Николлаевна писала позднее:
"Я пробыла в Одессе все лето и, таким образом, провела с ним только три месяца в первый год нашего супружества; я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на двадцать, и потому не мог иметь ко мне доверия в столь важном деле.
Уманский костел на старинной польской открытке
Он приехал за мной к концу осени, отвез меня в Умань, где стояла его дивизия, и уехал в Тульчин - главную квартиру второй армии. Через неделю он вернулся среди ночи; он меня будит, зовет: "Вставай скорей"; я встаю, дрожа от страха. Моя беременность приближалась к концу, и это возвращение, этот шум меня испугали. Он стал растапливать камин и сжигать какие-то бумаги. Я ему помогала, как умела, спрашивая, в чем дело? "Пестель арестован". - "За что?" Нет ответа. Вся эта таинственность меня тревожила. Я видела, что он был грустен, озабочен. Наконец, он мне объявил, что обещал моему отцу отвезти меня к нему в деревню на время родов, - и вот мы отправились. Он меня сдал на попечение моей матери и немедленно уехал; тотчас по возвращении он был арестован и отправлен в Петербург. Так прошел первый год нашего супружества; он был еще на исходе, когда Сергей сидел под затворами крепости в Алексеевском равелине."
Роды были очень тяжелы, без повивальной бабки (она приехала только на следующий день!) 2 января 1825 у Волконских родился сын, Николай. Николенька, Николино.
Сама Мария тогда едва не умерла, родильная горячка продержала ее в жару и бреду несколько суток, и она почти не помнила свидания с мужем, который приехал 5 января 1825 года, чтобы увидеть ее и сына, подержать за руку, сказать несколько теплых слов. Они не удержались в ее памяти: что то очень нежное, ласковое и немного виноватое.
М. Н. Волконская с сыном Николаем. Акварель П. Ф. Соколова, 1826
Он уехал в ту же ночь, а через несколько дней был арестован и препровожден в Петербург для первых допросов. Но она об этом не знала. Болезнь цепко держала ее в своих лапах.
События, меж тем, развивались весьма бурно. Следствие по делу бунтовшиков шло полным ходом. Были арестованы Орлов, сыновья Раевского. Сам Николай Николаевич едет хлопотать за родственников в Петербург, но к его приезду сыновей отпускают, за ними ничего нет. Утешительно и положение Михаила Орлова, за него ежечасно хлопочет его брат Алексей, второй человек в новом правительстве Николая I.
А положение Волконского осложняется еще и тем, что он не хочет давать показания на своих товарищей, и царь в сильном гневе, который обрушивает на голову старого генерала, попробовавшего похлопотать за зятя.
Генерал Раевский с сыновьями в 1812 году. Гравюра.
Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем известил дочь, прибавив, что Волконский "запирается, срамится" и прочее. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с Волконским.
Можно лишь представить себе, каково было все это услышать молодой женщине, измученной долгой болезнью. Раевский, рассчитывал на то, что она покорится воле родителей, но произошло наоборот. Дочь взбунтовалась. Как ее ни отговаривают, она едет в Петербург, добивается свидания с мужем, наносит визиты родственникам мужа, утешая их, и мужественно ожидая приговора.
Но тут Александр Раевский, горячо любимый брат и кумир юности, насильно увозит ее из Петербурга, обрывая общение Марии Николаевны с семьей мужа. Он увозит ее к тетке, графине Браницкой, где она оставила своего сына.
Портрет Александры Браницкой"Иосиф Мария Грасси
Любопытны подробности изнурительной борьбы Александра Раевского с сестрой за то, чтобы лишить ее свиданий и всяких связей с мужем. Одновременно с хлопотами о свидании сестры с Волконским он пишет письмо Бенкендорфу с просьбой не допускать этого свидания, а если все-таки оно состоится, то прежде дать встречу с Волконским графу Алексею Орлову, который изложит условия, на которых это свидание должно состояться.
Портрет Александра Николаевича Раевского, худ.неизв.
Выставлялись следующие условия: утаить от Марии Николаевны степень своей виновности и употребить все свое влияние, чтобы заставить ее уехать из Петербурга к сыну и там ждать решения судьбы мужа.
Увы, Волконский вынужден был принять эти условия. Кроме того, Александр уведомил сестру Волконского Софью Григорьевну, что письма ее к Марии Николаевне им вскрываются и до адресата не доводятся.
Волконская Софья Григорьевна (1786-1869), жена П.М.Волконского, сестра С.Г.Волконского.
Таким образом, решение Марии уехать из Петербурга продиктовано прежде всего просьбой мужа, князя Волконского. Но и ей она бы не подчинилась, понимая, что просьба эта - лишь забота о ней, но внезапно поднимается температура у сына Николино, о чем сообщает графиня Браницкая, и Александр использует этот случай - уговаривает Машу уехать из Петербурга. Далее события разворачиваются как в детективном романе. Обратимся к работе Владимира Романова " Я летаю на собственных крыльях", посвященной судьбе Марии Волконской и лишь недавно привлекшей внимание историков. Владимир Романов, строго следуя документам, представляет нам историю борьбы Марии Николаевны со своим собственным семейством, поразительно жесткую! Так ревнивы они к ее любви, к месту в ее сердце, которое занял муж - бунтовщик!
Портрет Волконского Сергея Григорьевича.
В имении Браницкой ее ждало заточение на несколько месяцев - с апреля по август. И все это время она была лишена известий о муже.
Но эти месяцы не прошли даром. В душевном одиночестве, думая о муже, Мария Николаевна как бы рождалась заново. Потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к "преступлению" Сергея Григорьевича, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, быть рядом с ним.
Имение Браницких в Белой Церкви
http://www.vidpochivay.com/imenie-branickix-v-beloj-cerkvi/
Это решение тем более ценно, что Мария Николаевна выстрадала его. Если А Г. Муравьева, Е И. Трубецкая и другие жены декабристов не были скованы столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех сочувствующих бунту, то Волконская была вынуждена в одиночку бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми.
Недаром декабрист М. Лунин потом назовет Раевских "трусливым семейством", имея в виду их решительное сопротивление отъезду Марии Николаевны. (Позже, уже в Сибири, Мария Николаевна лишь один раз получит большую посылку из дому, с 15 бутылками хорошего вина, потом ее семья надолго уедет за границу и лишь изредка будет посылать Марии письма в Сибирь. Дом она выстроит с помощью княгини Екатерины Трубецкой, взяв деньги в долг у последней! - автор).
Дом Волконских в Иркутске
Несмотря ни на что, Раевские были уверены в том, что Машенька выполнит их волю, расстанется с опальным мужем.
Они уже подыскивали ей место жительства с ребенком, о чем свидетельствует письмо Александра Раевского сестре Екатерине: "Не отнесись легко к вопросу о месте жительства Маши и о враче для ее ребенка. Помни, что в этом ребенке все ее будущее, помни о страшной ответственности, которая падет на нас, если мы не примем всех мер предосторожности, какие в нашей власти. Мы должны строго руководствоваться наиболее благоприятными вероятностями, а они все или за кн. Репнину, или за Одессу. Что касается ее самой, ее воли, то, когда она узнает о своем несчастье, у нее, конечно, не будет никаких желании. Она сделает и должна делать лишь то, что посоветуют ей отец и я... "
"Она сделает и должна делать лишь то, что посоветуют ей отец и я..." - это суждение характеризует не только Александра Раевского. Оно в немалой степени рисует нам и положение женщины в начале XIX века. И то, что сделали жены декабристов, и прежде всего Мария Волконская, явило для русского общества событие необычайное, возможно, не менее значительное, чем само восстание.
Н. А. Бестужев. Портрет М. Н. Волконской (1837) Государственный исторический музей, Москва
12 июля 1826 г. подследственным объявили приговор. Сергей Григорьевич Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги. 26 июля его отправили в Сибирь. И лишь через несколько недель Александр Раевский рассказал сестре о случившемся. Он собирался в Одессу и попросил Марию Николаевну ничего не предпринимать до его возвращения. Он уехал, оставив Волконскую на попечение сестре, Софье. Уехал, уверенный, что все будет так, как хочет он...
Софья Николаевна Раевская (1806—1883)
Но едва экипаж скрылся из виду, Волконская спешно стала укладываться, заявив, что поедет в Яготин, Полтавской губернии, в имение брата мужа князя Репнина. Софи тотчас оповестила отца. До Яготина Марию Николаевну сопровождали мать и сестра. Вручив ее князю и его жене, они со слезами на глазах уехали. Вместе с князем Николаем Григорьевичем Репниным и его женой Волконская отправилась в Петербург.
Мария Николаевна Волконская, ур.Раевская
Неизвестный художник
Семейный портрет графа Николая Григорьевича Репнина-Волконского с женой Варварой Алексеевной, ур. Разумовской (1778—1864) и детьми: сидит Александра (1805-1836), Василий (1806-1880), рядом с отцом Варвара (1808-1891) и Елизавета (1817-1855).
Неизвестный художник
Мария Николаевна забрала в столицу и сына. Остановилась она в доме свекрови, княгини Александры Николаевны Волконской, на Мойке (в квартире, где через одиннадцать лет умирал Пушкин). Мария Николаевна приехала в Петербург 4 ноября. А за две недели до ее приезда в столицу прибыл ее отец, Николай Николаевич. Он встретился с царем, которому верноподданнически объявил, что будет удерживать дочь "от влияния эгоизма Волконских". С "бабами Волконскими" у генерала отношения весьма натянуты. Мария Николаевна пишет прошение Государю отпустить ее к мужу, ждет ответа почти месяц. Вечером 21 декабря получен благожелательный ответ Николая I, а уже в 4 часа утра 22 декабря 1826 г., оставив ребенка свекрови, она выезжает в Москву. Хочется отметить и этот факт: своего ребенка она оставляет не матери, а свекрови.
Николенька Волконский
Настолько сильна вражда родного дома, сильно неприятие ее поступков, что Мария Николаевна оставляет своего первенца человеку, с которым она даже мало знакома. Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте. Какой силой души надо было обладать, чтобы вынести эту вражду и уехать, не простившись с близкими?! В Москве она на несколько дней останавливается у княгини Зинаиды Волконской, давшей в честь ее знаменитый вечер, на котором были А. С. Пушкин, Д. В. Веневитинов и другие известные люди России.
И в канун нового, 1827 г., когда в московских домах шли балы, звенели бокалы, она покидала Москву. Ей казалось - навсегда. Отцу она сказала, что на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не вернется... Он чувствовал, что более не увидит ее.
Из всей семьи Раевских лишь три человека - отец, Екатерина и Елена - позже смогли понять, каждый по-своему, поступок Марии Николаевны. Отец 2 сентября 1826 г. писал дочери:
"Муж твой виноват перед тобой, пред нами, пред своими родными, но он тебе муж, отец твоего сына, и чувства полного раскаяния, и чувства его к тебе, все сие заставляет меня душевно сожалеть о нем и не сохранять в моем сердце никакого негодования: я прощаю ему и писал ему прощение на сих днях..."
Н.Н.Раевский
В апреле 1827 г. он пишет дочери Екатерине:
"Неужто ты думаешь, мой друг Катенька, что в нашей семье нужно защищать Машеньку. Машеньку, которая, по моему мнению, поступила хотя неосновательно, потому что не по одному своему движению, а по постороннему влиянию действует, но не менее она в несчастии, какого в мире жесточе найти мудрено, мудрено и выдумать даже. Неужто ты думаешь, что могут сердца наши закрыться для нее? Но полно и говорить об этом. В письмах своих она все оправдывает свой поступок, что доказывает, что она не совсем уверена в доброте оного. Я сказал тебе, мой друг, один раз: ехать по любви к мужу в несчастии - почтенно. ".
И наконец, за несколько месяцев до смерти, 3 апреля 1829 г. Раевский отец сообщает Екатерине: "Машенька здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает по мнению Волконских и Раевского уже ничего не имеет, в подробности всего войти не могу и сил не станет". ("Раевского" то как раз Мария имела более всего, отец просто ослеплен горечью разлуки! - автор.)5 мая 1829 г Екатерина пишет брату Александру:
"Князь Сергей в ее глазах то самое, что Михаил в моих, и не делает ли его для нее еще более дорогим его покорность и страдания? Машенька сможет еще найти счастье в своей преданности к мужу, в выполнении своих обязанностей по от ношению к нему. Выходят замуж для того, чтобы разделять судьбу своего мужа в благополучии, несчастьи и унижении, если только муж не разорвал брачных уз тяжкими поступками в отношении к своей жене ". Но так пишет Екатерина, истории их жизни схожи и она отлично понимает сестру.
Камера Волконских в Петровском заводе. Акварель Н. Бестужева. 1830
Сибирская жизнь Марии Николаевны только начиналась. Пройдет еще целых тридцать лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам разрешат выехать в европейскую часть России. Из 121 ссыльного в живых не останется и двух десятков. В Сибири у Марии Николаевны и Сергея Григорьевича от слабости и болезней умрет несколько человек детей. Когда в 1846 году придет распоряжение Николая Второго отдавать детей в казенные учебные заведения под чужой фамилией, Мария Николаевна первой откажется от этой "странной" затеи, гордо сказав, что дети, кто бы они не были, должны носить имя своего отца.
Миша и Елена Волконские. Иркутск. 1845
Миша и Нелли - обожание и утешение родителей станут учиться дома, под строгим присмотром матери и с помощью наставлений - писем Михаила Сергеевича Лунина, большого друга Сергея Григорьевича, много лет тайно влюбленного в Марию Николаевну, но ничем не оскорбившего ее сердца, где царил лишь ее "опальный князь," к тому времени уже поседевший и отпустивший красивую, серебристую бороду.
М. Гордижиани. Портрет С. Г. Волконского
Остались сотни писем Лунина к Марии Николаевне, Мише, Нелли - на итальянском, английском, французском, латыни - с подробными планами занятий, списками книг и даже нотными знаками - обрывки музыкальных пьес и арий опер, которые должен был прослушать Михаил. Тезка - ученик с блеском выполнял все задания строгого наставника, отвечая ему длинными письмами на разных языках, давая полный отчет о том, какой гербарий собрал, какую книгу прочел, и каким путем нашел сложное математическое решение для присланной Луниным задачи. А Мария Николаевна с легким вздохом перебирала тонкие, сыроватые листки писем (в акатуйском каземате Лунина по стенам бежала вода - автор.) с расплывшимися пятнами от чернильных клякс, и при первой возможности старалась отправить Михаилу Сергеевичу посылку с книгами, бумагой, одеялами, перьями. Чернила несколько раз переправляла под видом лекарств, зная, что они необходимы Лунину, как воздух. Она, несомненно, знала о его чувствах, но не могла ответить ничем, кроме заботы и дружеского внимания.
Поджио, Александр Викторович
Михаилу Лунину она писала тепло и сердечно, но лишь один человек имел право вот на такие строки ее письма от 31 декабря 1825 г:
"Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать все, чтобы я могла приехать к тебе если решено, что ты должен оставаться на своем посту ".
Так уж вышло, что"на посту" долгие тридцать лет "сибирского плена" и совместной жизни они оставались вместе, несмотря на сплетни, досужие разговоры, усталость лет, видимую (кажущуюся?!) несхожесть характеров и взглядов:
Десятого августа 1863 года, ослепший и седой князь Волконский закрыл глаза умершей жене.
М. Гордижиани. Портрет М. Н. Волконской
Он страдал лишь от того, что последнее время не мог ухаживать за нею и сопровождать на лечение за границу, куда ее возили дочь и сын - сам был тяжело болен и нуждался в присмотре. Его похоронили рядом с женою, положив в ногах ее могилы, согласно завещанию Сергея Григорьевича. Многозначительный факт, не правда ли?
Много и часто теперь говорится о том, что Мария Раевская была слишком горда и самолюбива, не понимала мужа, порицала его за свою сломанную каторгой судьбу. Это не что иное, как вымысел непонятливых, холодных сердец, ничем не подкрепленный. Она любила мужа: отчаянно, тонко, вдохновенно, не с ослеплением " дамского восторженно - слепого романтизма", а с гордой готовностью пожертвовать для него всем, слив две Судьбы в единое целое. Ибо это в Ее понятии (да и в понятии многих, надеюсь!) и есть истинная любовь! Достойная дочери героя. Да и жены героя тоже, ведь:
"Тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое ".
http://imd38.ru/ekspoziczii/dom-muzej-volkonskih1.html
http://www.m-necropol.ru/volkonskiy-sg.html